Мария Нуровская - Дело Нины С.

– Ты чего такая нервная? – сказал Ежи обиженным тоном. – Мы же на отдыхе и никуда не спешим!

Он ничего не понял или только сделал вид, что не понимает, потому что ему так было удобно.

Может, я тоже была для него кем-то вроде этого шри-ланкийского нищего, только мой изъян не был заметен невооруженным глазом. Ежи, как сообразительный наблюдатель, сразу же его обнаружил и включил меня в свою коллекцию чудаков. Он так легко крутил моей жизнью то в одну, то в другую сторону, чему способствовали моя безответственность и чрезмерная щедрость, которая вызывала нарекания ближайшего окружения.

Может, Зося была права? Может, он никогда меня не любил, даже в первый год, когда казалось, что мы ни минуты не в силах выдержать друг без друга?

Мы возвращались из Карвенских Болот на двух машинах, одну вел он, с ним ехали его дочери, а вторую, в которой сидела Габи, – я.

Погода была мерзкая, темно, начался дождь. Он часто звонил мне на сотовый:

– Где вы, мышки? Будьте осторожны – скользко.

А потом был привал в пути на одной из бензозаправок. Мы с Ежи бросились друг к другу в объятия, как будто бы не виделись по крайней мере полгода.

Габи смеялась:

– Ну, просто Ромео и Джульетта!

Он тогда притворялся или только думал, что любит меня? А может, он все-таки по-настоящему любил меня?

Он уже точно не любил меня, когда я позвонила ему после переезда к дочери. Ежи продолжал жить в Брвинове, вернее, приезжал туда только на ночь.

– Позволь мне вернуться домой и к тебе, – попросила я.

– Ты разве не знаешь, – ответил он на это, – что дважды не входят в одну и ту же реку? И в дом, из которого ушли…

– В этом доме не хватало любви, так мне казалось, но мне плохо, я очень скучаю по тебе… Наверное, я не смогу без тебя жить.

Я говорила это, отдавая себе отчет в том, насколько я перед ним выворачиваю душу, унижаюсь даже, но у меня не было сил бороться с собой, со своей слабостью.

И тогда Ежи сказал нечто такое:

– Porta semper aperta est! [70]

Но по тону его голоса я поняла, что он меня не приглашает.

Два месяца назад – как это недавно и одновременно как давно – приехал из Лондона Пётрусь. Когда он появился в дверях, я едва узнала его, так он вырос и возмужал. Не знаю, растут ли еще в его возрасте. Может, я просто забыла, как он выглядит. В моей памяти сохранился образ маленького мальчика, потому что тогда мы изо дня в день были вместе.

Здороваясь, он почти поднял меня вверх, что неудивительно при его росте метр девяносто – это и довольно странно, если знать, как выглядит его мать.

– Ну что там, Нина? – сказал он, слегка сощурив глаза, совсем как комиссар. Наверное, отсюда и моя симпатия к Зацепке. – Ты вроде бы все плачешь по своему Юреку?

– Прекрати, – одернула его Лилька.

– Мам, ведь полезнее смеяться, чем плакать, ты всегда так говорила.

Вместе с Лилькой они решили, что мы поедем всей семьей на море.

– А куда вы хотите ехать? – спросила я.

– Я забронировала два номера… Отгадайте – где? – Моя дочь сделала таинственное лицо.

– Не знаю, не буду гадать, сама скажи.

– В замке в Кроковой! – услышала я.

Это был удар, будто Лилька вызвала призрака из прошлого. Мюнхен, визит в дом престарелых и беседа с Элизой фон Сааров. Ну и он, Ежи. Именно тогда начиналась наша любовь, и это было как обновление всего внутри и снаружи меня, мир менялся, молодел, веселел. Сейчас я должна чувствовать себя как в трауре.

Я очень не хотела ехать туда, но не хотела также обижать своих детей. В конце концов я согласилась. Габи немного упиралась: ей было жаль оставлять своего нового пациента, Войтека, который выбрал ее своим наставником и, когда ее не было рядом, впадал в состояние, близкое к летаргии.

– Да ладно, Габи, – уговаривал ее мой внук, – пусть твой Войтусь немножко подремлет, а ты вернешься и разбудишь его. Вот будет ему сюрприз.

– Гапа, – вторила ему мать, – если уж ехать всем, то всем.

Мы поехали на машине Пётруся – она была самая удобная и оборудована компьютерным навигатором, который показывал нам прямой путь к месту назначения.

«Но где это место? – думала я. – Для меня его уже нет нигде».

Пётрусь крутил приемник, и на секунду я услышала голос Эдиты Бартосевич. Очень коротко – мой внук, по-видимому, не был ее поклонником, – но и этого было достаточно, чтобы всплыли воспоминания.

Не надо было мне туда ехать. Это была ошибка. Не следует возвращаться в места, где ты был счастлив. Но мои мрачные прогнозы не оправдались. Может быть, потому, что не все было таким, как я запомнила. В мои времена с Ежи замок лежал в развалинах, поэтому мы не могли в нем остановиться, и это место не было зачумленным.