Уильям Рихтер - Очи черные

Валли смотрела на местных жительниц, бродивших по продуктовому рынку под открытым небом, две пожилых женщины спорили о чем-то, и она каким-то образом поняла, что они говорят о помидорах. Это было просто случайное слово, долетевшее до нее из потока речи на непонятном языке, но… ей казалось, что скрытая часть ее сознания постепенно пробуждается.

Побродив по району минут двадцать или около того, Валли нашла магазин, который искала: надпись на вывеске гласила «Мицик и сыновья». На витрине было написано: «Оплата счетов, Факс, Нотариус, Абонентский ящик». Надписи были продублированы на русском – кириллицей. Снаружи перед дверью стоял приземистый коренастый человек, видимо, выполнявший обязанности охранника, – он недоверчиво осматривал каждого, кто проходил мимо. Он быстро взглянул на Валли, но потерял к ней интерес, как только она вошла.

Внутри находилось несколько копировальных машин и громоздились полки с инвентарем, главным образом канцелярскими принадлежностями. Вдоль задней стены тянулся широкий прилавок, за которым стоял человек в зеленом шерстяном кардигане, висевшем на его костлявых плечах, как на вешалке. Наверное, ему было не больше шестидесяти, но выглядел он лет на тридцать старше, с темными мешками под глазами и пальцами, пропитанными никотином. За его спиной возвышалась стена из запертых почтовых ящиков.

– Что ты хотеть? – спросил он Валли не слишком заинтересованно.

Валли полезла в карман, достала свое подлинное удостоверение, в котором было написано, что ей шестнадцать лет, и положила на прилавок. Она хотела, чтобы в новом, поддельном удостоверении вся информация была та же, кроме даты рождения.

Пока старик рассматривал ее удостоверение, выражение его лица удивительным образом изменилось. Не дожидаясь, пока Валли расскажет ему, зачем пришла, он заговорил.

– Уоллис Стоунман, – произнес он с сильным славянским акцентом, прочитав имя.

– Да, – ответила Валли, начиная нервничать, почему-то было странно, что этот незнакомец произносит вслух ее имя, это пугало ее.

– Да, – сказал он по-русски, поднимая глаза на Валли и рассматривая ее лицо. – Я вижу. А теперь скажи мне свое настоящее имя.

– Вы его сами назвали, – ответила Валли, озадаченная таким требованием. – Уоллис Стоунман.

– Нет, – сказал он по-русски.

– Да, это оно, – настаивала она. – Может быть, я не туда попала. Мне сказали, что здесь можно…

– Ты в правильном месте, – подтвердил старик так спокойно и самоуверенно, что Валли еще больше смутилась.

– Я не знаю, чего вы от меня хотите, – сказала Валли с досадой.

Старик вздохнул.

– Еще раз, – повторил он, теперь по-русски. – Ответь этому старику. Скажи мне, как тебя по-настоящему зовут.

Валли почти ответила, ее язык как будто собирался это сделать сам. Это было сверхъестественное, пугающее ощущение.

– Простите, но… – сказала она.

– Девочка, – настойчиво продолжал он по-русски, – скажи мне свое имя.

Валли почувствовала, как ее щеки пылают от досады, больше всего на свете она ненавидела родительскую опеку, а в тоне старика ей отчетливо слышалась та же опека и снисходительность. Однако когда она снова взглянула на него, она прочла на его лице еще одно выражение. Что это было? Участие? Забота? Кто был этот старик и какое право имел он так говорить с ней? Валли собралась было снова упрямо повторить свое имя, но вместо этого случилось кое-что другое, в голове ее возник другой ответ, другое имя, которое, казалось, обладает собственной волей и желает быть названным, – и Валли не смогла этому воспрепятствовать.

– Валентина, – произнесла Валли тихо, с отчетливым русским акцентом.

– «Valiant», – сказал старик, кивая, – «отважная», да?

– Валентина Маякова, – проговорила Валли, пораженная этими звуками, которые, казалось, шли из самой глубины ее сознания. Это имя она не слышала и не произносила одиннадцать лет. Вдруг она почувствовала, что, произнеся это имя вслух, она предала кого-то, как будто в далеком прошлом пообещала кому-то хранить это имя в памяти и никому не доверять.

– Да, – сказал старик, – Валентина Маякова.

Он поднялся со стула и, прихрамывая, поплелся к двери позади прилавка. Он вышел на минуту, оставив смущенную Валли в одиночестве. Больше всего ей хотелось убежать, инстинкт «бей или беги» подсказывал, что надо немедленно убираться из этого магазина, но вместе с тем она не могла уйти, не дождавшись развязки этого странного действа, что разыгрывалось вокруг нее. Пока она стояла в недоумении посреди магазина, охранник вошел внутрь и встал у двери, направив всю тяжесть своего пристального холодного взгляда на Валли. Она гадала, что, интересно, он видит, глядя на нее так. Лицо его не выражало ничего.