Александра Маринина - Последний рассвет

– Да… Да, хорошо, я сейчас закончу допрос и зайду к вам.

По тому, какой взгляд она бросила на оперативников, стало понятно, что хороших новостей ждать не приходится.

Фролова увели. Антон и Роман потянулись было за своими куртками, но Рыженко жестом остановила их:

– Подождите меня, не уходите. Я скоро вернусь.

Вернулась она действительно довольно быстро. На губах Надежды Игоревны играла горькая усмешка.

– У меня забирают дело Фролова и передают другому следователю.

– Почему? – взвился Роман. – Вы же провели следствие, вы только что допросили виновного, вы…

– А ты не понимаешь? – Рыженко посмотрела на Дзюбу тепло и как-то по-матерински. – Господи, Ромка, какой же ты хороший парень. Испортит тебя наша страна идиотов. Или вообще искалечит.

Более искушенный и опытный Антон все понял сразу.

– Значит, все-таки занесли… От Михалева?

Рыженко кивнула.

– Естественно. Так что теперь в деле об убийстве ювелира Курмышова не будет ни слова ни про Григория Дубинюка, ни про похищение, ни про гараж, в котором держали ювелира, а будет написано, что свидетелем убийства Колосенцева оказался случайный прохожий по фамилии Курмышов, который и был убит Фроловым в целях сокрытия преступления. А нет Дубинюка в деле – нет и Волько. Уж ради своего кумира Михалев расстарался. Вот и вся история.

И снова Алексей Юрьевич Сотников ехал в машине, присланной за ним Олегом Цырковым. Олег позвонил и попросил приехать, упомянув, что Илья Ефимович тоже приглашен. Зачем? Не сказал. Сотников, конечно, тут же перезвонил Горбатовскому, но и тот оказался не в курсе. Никакого изделия, которое можно было бы представить на обсуждение, ни у одного, ни у другого ювелира не было. Алексей Юрьевич терялся в догадках. Девять дней со дня смерти Лёни уже прошли, а сороковины еще не наступили, значит, не в Курмышове дело. Тогда в чем?

– У меня предложение, – начал Олег, когда Сотников и Горбатовский уселись на свои привычные места, в кресла вокруг низкого широкого стола. – Я бы хотел, чтобы у вашей дочери, Илья Ефимович, осталась память о Леониде Константиновиче. И я прошу вас, Алексей Юрьевич, придумать и сделать траурное изделие. Я его оплачу, сколько бы оно ни стоило. А Илья Ефимович подарит Карине от всех нас, от людей, которые искренне любили Леонида Константиновича и уважали его как мастера.

По тому, как нервно дернулось лицо Горбатовского, Алексей Юрьевич понял: его друг далеко не в восторге от предложения Цыркова. Не хочет Илюша, чтобы у его дочери оставалось хоть что-то в память о Лёне. И самой памяти о Лёне он не хочет.

– И как вы видите это изделие? – спросил Сотников.

– Ну, я думаю, что-нибудь традиционное, как в девятнадцатом веке. Черное эмалевое поле с крестом или с символической незабудкой. Но я ни на чем не настаиваю, – поспешно добавил Олег. – Вы наверняка предложите что-то оригинальное. Мне только хочется, чтобы это была не современная идея, а старинная.

Да, идея-то неплоха, но кресты и незабудки… Сотников поморщился. Слишком прямолинейно. Он любит сложные ассоциативные связи, а незабудка – это очень уж в лоб. И потом, незабудки на траурных изделиях в девятнадцатом веке делали либо из половинок жемчужин, либо из бриллиантов. Работать с бриллиантами он не любит, а на жемчуг Цырков ни за что не согласится, он наверняка хочет, чтобы подарок в память о Курмышове получился дорогим.

– Вы не возражаете, если я подумаю над использованием в изделии слова «Mizpah»? – спросил он.

– А что это? – вскинул брови Цырков.

– Это слово означает эмоциональную связь между людьми, которые разлучены, – пояснил Алексей Юрьевич, – и в девятнадцатом веке очень часто использовалось в ювелирных изделиях. Правда, как правило, со смыслом: «Я всегда буду рядом с тобой». Но мне кажется, что в рамках поставленной вами задачи это более чем уместно. Как ты думаешь, Илюша?

Горбатовский недовольно нахмурился, потом лицо его внезапно прояснилось, глаза сверкнули.

– Хорошая идея, Алёша. Я поддерживаю.

Вот, значит, как! Быстро сориентировался Илья. Он-то прекрасно знает канонический текст: где бы ты ни был, какой бы дорогой ни шел, в богатстве и славе или в отчаянии и болезни, я всегда буду рядом с тобой. Илья подарит изделие, сделанное Сотниковым, своей Карине с вполне определенно читаемым посылом: я, твой отец, всегда буду рядом с тобой, ты всегда найдешь во мне защиту, поддержку и утешение.

И никакого Лёни Курмышова…

Антон Сташис медленно шел по направлению к детской поликлинике. Надо пробовать… Эля назвала двух врачей, они, правда, работают в разные смены, но хотя бы с одной из них можно сегодня познакомиться. Это же нормально, когда отец ребенка приходит к педиатру поговорить о здоровье малыша, правда? Ничего подозрительного. Отец – человек занятой, в поликлинику Степку приводит няня, она же и с врачами общается. А он хочет получить информацию из первых рук. Все нормально. Может, окажется, что эта женщина не очень противная… Или даже совсем не противная…