Павел Давыдов - Этюд о Крысином Смехе

— Послушайте, Квентин… — начал я, надеясь уточнить подробности изображенной церемонии, и только тогда заметил, что дворецкий как всегда неслышно исчез, предоставив нас самим себе.

Слева от входа располагалась дверь в кабинет покойного Хьюго Блэквуда. Соседство с этой комнатой навевало на меня смутные опасения, но Холмс не обращал на нее никакого внимания.

— Ну что же, здесь вполне можно переночевать, — сказал он и с со всего размаху плюхнулся на диван. Раздался треск, обивка треснула, и Холмс, как по волшебству, исчез с моих глаз, провалившись куда-то внутрь.

— Однако… — послышался оттуда его голос. — Это не слишком-то располагает…

Диван приподнялся, и из-под него показался Холмс, весь в пыли, вате и пружинах. Сердито сопя, он стал отряхиваться. Затем произнес:

— Хм, Ватсон. Вы знаете, я не сторонних аскетизма, но, похоже, сегодня ночью нам придется потесниться. — И Холмс направился ко второму дивану.

Тот оказался точным подобием первого, с той, однако, разницей, что его ножки были надежно привинчены к полу. Холмсу пришлось изрядно попотеть, прежде чем он выворотил здоровенные болты — да еще с изрядным куском пола. «Работа старых мастеров,» — подумалось мне.

— Обидно, — сказал Холмс, приводя себя в порядок. — Но спать нам, по‑видимому, придется на полу.

Я бы не сказал, что очередная идея Холмса привела меня в восторг.

— Видите ли, как врач… — начал я.

Холмс задумчиво посмотрел на меня.

— Ну… Раз медицина против… — Он развел руками и решительно направился к одному из стульев.

Я тактично отвернулся.

— …Что они хотели этим сказать? — мрачно бормотал Холмс минутой позже, рассовывая обломки стульев по углам. — Сейчас я пойду к Блэквуду и потребую объяснений!

Мало что могло остановить моего друга, если он ставил перед собою ясную и определенную цель. В данном случае его остановила тяжелая дубовая дверь, ведущая в коридор. Она не открывалась, и мы догадались, что Квентин запер ее. Ради нашей собственной безопасности, разумеется.

— Я бы, конечно, мог высадить ее плечом, — небрежно кинул Холмс. — Но, боюсь, не выдержит стена. А она, как я вижу, несущая. Попытаемся выбраться через кабинет покойного. А заодно и осмотрим его без лишних свидетелей.

— А вдруг та стена тоже несущая? — с надеждой спросил я.

— Не думаю, — ответил Холмс. — Впрочем, сейчас увидим.

Он разбежался и что было сил ударился об дверь кабинета. Она устояла.

— Терпение, друг мой, терпение, — назидательно сказал Холмс и, разбежавшись еще раз, вложил в удар такую силу, что весь этаж содрогнулся, а с потолка сорвалась люстра и упала прямо на меня. Свечи погасли, и мы оказались в полной темноте.

— Ватсон, где вы? — донеслось до меня.

— Здесь! — слабо ответил я и, широко расставив руки, отправился на поиски Холмса. Мне удалось нащупать стену, и я медленно двинулся вдоль нее, пока не наткнулся на странную скобу. Ухватившись за нее, я с ужасом почувствовал, что она подалась. Раздался зловещий скрип…

Комната осветилась. В двух шагах от меня стоял бледный Холмс с зажженной спичкой в руке.

— Так у вас был ключ? — подозрительно спросил он.

Я обнаружил, что держусь за ручку полуоткрытой двери в кабинет покойного.

— А… Так она не заперта… — пробормотал Холмс. — И как это вы не догадались. — Он зажег поднятую с пола свечу. — Вперед, Ватсон! Я буду вам светить.

Сделать первый шаг в кабинет было страшно. По стенам плясали уродливые тени, в колеблющемся свете свечи вещи теряли привычные очертания и казались фантастическими существами. Даже ящики на полу и те казались живыми.

Последовавший за мной Холмс укрепил огарок на каминной доске и стал расхаживать взад‑вперед, о чем‑то усиленно размышляя.

— Кстати, Ватсон! — внезапно обратился он ко мне. — У вашей матери были дети? Хотя бы один?

Я оторопело воззрился на него.

— Впрочем, неважно. Это я так, к слову.

Холмс отвернулся, и тут его взгляд упал на скрытый от нас прежде креслом покойного маленький столик, уставленный несметным количеством бутылочек, баночек и прочих сосудов.

— Пузырьки! — восхищенно воскликнул Холмс. В его глазах появился лихорадочный блеск. — Пузырьки!..

Я похолодел.

— Ватсон, посмотрите сколько пузырьков!!!

Только тот, кто хорошо знал Холмса, мог меня понять. Написав с десяток монографий о пузырьках, их формах, размерах, вместимости, Холмс едва не довел меня до умопомешательства. Пузырьки, как и верлибры, стали его страстью, смыслом его жизни. И самое страшное было в том, что он их коллекционировал.