Фридрих Незнанский - Мечта скинхеда

Боголюбов на мгновение содрогнулся от собственной проницательности, но в следующий миг уже забыл о ней. Он был ослеплен нарисованной перед ним картиной — Гибелью Героя.

— Россия для русских! — на всякий случай высказался Боголюбов.

— Правильно! — рявкнула Шаповал. — Мы, русские, хозяева! Смерть инородцам! Ты хоть понимаешь, Боголюбов, какое это счастье — умереть за Россию?!

Боголюбов вскочил с места и впился ей в губы. Он плохо представлял себе, как это нужно делать, кажется, поворачивать голову, чтобы не стукаться носами… И она не оттолкнула его. Лишь через несколько секунд мягко отстранила, не глядя в глаза.

Он тоже отвернулся. Чтобы скрыть смущение, а может быть, чтобы в последний раз увидеть лица Братьев. Братья пили пиво и веселились. И ничего не было милее в эту минуту Боголюбову, чем их простое искреннее веселье. Белов с перевязанной головой, он уже был в строю, другие — родные, знакомые и не очень знакомые, Лидер у стойки — такой простой и доступный. Он, наверное, скажет напутственное слово, когда наступит решающий момент. А может, и сам вождь придет проводить Боголюбова на подвиг.

И словно кто-то почувствовал его настроение: из динамиков полились слова их гимна:

И Братья притихли, понимая, что гимн не звучит просто так. Что скоро произойдет что-то чрезвычайное.

И он тоже запел. И счастливее Боголюбова не было человека на свете.

И в момент наивысшего блаженства его вдруг с головой накрыла волна ужаса. Она подняла его и вышвырнула из «Белого креста». Он побежал, не разбирая дороги, задыхаясь и ничего не видя перед собой:

— Нет! Они не могли меня выследить именно сейчас! Не могли! Не должны были! Сволочи! Сволочи! Сволочи!!!

24 ноября

— Ты, что ли, тут вынюхиваешь? — Жлоб Жадов вырос у столика Севы и с угрожающим видом наклонился.

— Остынь, парень, — миролюбиво улыбнулся Сева.

Влезать в драку очень не хотелось, на стороне Жадова наверняка весь бар. Да даже если бы он и один был, все равно за победный исход Сева бы не поручился. — Я сижу, пиво пью, никого не трогаю…

— А я говорю, вынюхиваешь! — Мордоворот за грудки вытащил Севу из-за стола, тот с трудом успел сунуть в карман пачку сигарет, в которой была камера.

Только бы «плеер» не раздавил. Сева до сего момента делал вид, что слушает сепаратную музыку, а на самом деле писал разговор Боголюбова и Шаповал. Он долго водил Боголюбова без толку, наконец прорисовалось что-то интересное, и тут на тебе — Жадов.

— Я пиво пью. — Сева осторожно отстранился. — Хочешь, и тебя угощу?..

— Мне твоя рожа жидовская не нравится! — стоял на своем Жадов. — Что это ты тут слушаешь сам себе? Шостаковича или еще какого еврея?! — Он потянулся к «плееру».

Скины заинтересованно косились в их сторону. Сидорчук о чем-то шептался у стойки с Шаповал. Когда Боголюбов вдруг ни с того ни с сего заорал, что его выследили, и рванулся убегать, Шаповал оставила свою кружку на столике и переместилась за стойку к Сидорчуку. Похоже, именно от нее исходили инструкции для Жадова: кого прояснить.

— Дай и мне тоже послушать! — Жадов потащил за провод от наушников.

Сева пожалел, что оставил пистолет в машине. Все равно вся конспирация накрылась медным тазом, больше в «Белом кресте» ему делать нечего — остаться незамеченным не удастся. Пальнуть бы сейчас в воздух… Пока они сообразят что к чему, можно было хоть уйти целым и невредимым и запись унести…

Он лихорадочно копался в кармане, изображая испуг и делая вид, что провода за что-то запутались и при этом такие короткие, что послушать, не достав плеера, Жадов не сможет.

— Андрей! — Помощь пришла внезапно и откуда не ждали. Шаповал поманила Жадова к себе.

Но он не очень-то торопился следовать ее указаниям. Его рука все еще сжимала провода, и плеер, как ни упирался Сева, уже выскользнул из кармана.

Жадов смотрел на Сидорчука, игнорируя Шаповал. Сидорчук был индифферентен. До безобразия. Слизывал пену с губ и смотрел куда-то мимо. А плеер был уже в лапах Жадова.