Ким Ньюман - Профессор Мориарти. Собака д’Эрбервиллей

Прекрасно, но что плохого, скажите на милость, в «суете»? Фифи была частью этой суеты. Да и я сам, строго говоря.

В следующей телеграмме София сообщала, что Жердяй в Страсбурге.

— У Мабузе есть там личина, — пояснил профессор. — После отъезда из Лондона он притворялся владельцем salle à manger [26]. В этом скромном заведении возле железнодорожного вокзала одурманили наркотиками и обворовали многих дипломатических курьеров. Наша ищейка не теряет след!

Пора было прощаться с Парижем. Наши хозяева уже знали о лондонских событиях. Мы, видимо, походили на израненных зверей, пустившихся в бега. Настал идеальный момент — нас можно было убить без всякой опаски.

Ирма пригласила меня на ужин… Разумеется, скорее всего, это ловушка, но я тем не менее готов был рискнуть. Мориарти велел не валять дурака и купил билеты в Женеву.

Настал наш черёд избавиться от багажа, но хердер я прихватил с собой.

Никогда не были в Женеве? Чрезвычайно чистый город. Сточные канавы подметают три раза в день, каждый камешек мостовой полируют до зеркального блеска, общественные уборные — самые стерильные в мире. Шлюхи начисто выскоблены, расторопны и работают как часики. Даже у крыс чистые усы. Единственный грязный предмет — это деньги.

Жердяй, видимо, следовал за деньгами, и след вёл сюда.

В гостинице «Бу риваж» нас ждала телеграмма. Профессор принялся за расшифровку цифр и греческих букв (специальный код, который он изобрёл для Софии), а мне пришлось давать на чай мальчишке-посыльному — сунул ему французский франк, пусть купит себе швейцарского сыра.

Мы опередили Жердяя, но он уже мчался в Женеву из Германии. София писала, детектив нашёл какие-то улики в Страсбурге и заинтересовался неким швейцарским банкиром, Адольфом Лавенцой.

Мориарти даже не взглянул на номер — тут же нанял извозчика, и мы отправились в финансовый район. В Женеве он занимает три четверти города. В Цюрихе всё ещё хуже — или лучше, если вам вздумалось заняться ограблением банков, самым разрекламированным преступным предприятием. Грабить банки нелегко: либо вы как дурак врываетесь внутрь — и вас пристреливает наёмник (все банки могут с лёгкостью позволить себе дорогостоящих убийц — я сам один раз нанимался), либо придётся копать, взрывать и тащить. Обыкновенная тягомотина, да ещё можно сгинуть под завалом или подорваться на собственном динамите. В швейцарских банках даже наличности обычно нет: золото закапывают в землю, а вместо него используют векселя и долговые расписки.

Мы уселись в кафе и около часа наблюдали за банком «Лавенца». Мимо сновали удивительно респектабельные господа, и мой намётанный глаз мигом распознавал в них мошенников. В Женеве вы не увидите обносков.

За соседний столик уселся конторский служащий. Выпил чашку горячего шоколада и удалился, не сказав нам ни слова. Ули Мюнстер, швейцарский представитель «Бокс бразерс». Каждый раз, наведываясь в Лондон, он наносил визит мистресс Строгине — любил розги. Думаю, за свои финансовые махинации он вполне заслужил хорошую порку. Шаловливый банкир оставил на столике вчерашнюю «Таймс», и я, как истинный англичанин, жадный до вестей с родины, не преминул её стащить. Профессор тут же нашёл спрятанные среди газетных листов документы, а я принялся с тяжёлым сердцем читать заметки о лондонской облаве.

— Адольф Лавенца — швейцарское прикрытие Мабузе, — пояснил профессор, просматривая сообщение Мюнстера. — Этот банк — сокровищница «великого неизвестного». С его помощью он поразил барона Мопертиуса. Мой амбициозный последователь хочет влиять на экономику целых государств. Предвидит огромный финансовый мыльный пузырь, крах, денежный апокалипсис. Он гораздо проницательнее моего брата — знает, где развернутся главные сражения двадцатого века: на биржах и в банках. Не армии и чудодейственные боевые машины будут править миром, но цифры. Моран, вот что я вам скажу: Мабузе перенял мои методы, но не проявил должного уважения. Мне важен порядок, а он стремится к хаосу. Его формулы противоречивы.

— Так мерзавец ещё и анархист!

— Это слишком узкое определение, Мабузе стремится к большему. Мне почти жаль душить в колыбели такое многообещающее чудовище. Он мог бы достичь новых вершин в математике. Но его имя написано на доске, Моран. А мы должны стереть с этой доски всё.

— А где же ищейка? Мы добрались до дичи раньше её.

— Судя по моим расчётам, Жердяй явится сюда через пятьдесят минут. Один, без компаньона. Но мы первыми схватим жертву.