— Думаю, у нас нет времени. Нам нельзя терять темп.
— Что ты имеешь в виду?
— Мы просто не можем бездействовать. Если мы хотим ее найти, то не должны останавливаться.
Сун, перестав оглядывать дома, посмотрел прямо на Босха.
— Один час. Понаблюдаем. Если вернемся открывать дверь, не бери с собой пистолет.
Босх кивнул. Он понял. Быть пойманным на взломе и проникновении в жилище — это одно, а совершить то же самое, имея при себе оружие, — совсем другое. За подобное полагалось лет десять, а то и больше.
— О'кей, один час.
Они спустились на лифте и вошли в вестибюль. По дороге Босх спросил у Суна, какой из почтовых ящиков значится за квартирой Пенга. Сун нашел нужный ящик, и они увидели, что замок давно уже сбит. Босх оглянулся на охранника с газетой, после чего открыл ящик. Там лежало два письма.
— Похоже, субботнюю почту никто не забирал, — заметил Босх. — Мне кажется, Пенг и его родичи уехали.
Так как Сун предложил перегнать машину в менее заметное место, они проехали дальше по улице, развернулись и припарковались у стенки, ограждающей мусорные баки здания через дорогу. Отсюда им по-прежнему была хорошо видна галерея шестого этажа дома Пенга и дверь квартиры.
— Я думаю, мы только зря теряем время. Они не вернутся.
— Один час, Гарри. Пожалуйста.
Босх заметил, что впервые Сун назвал его по имени, и это его отнюдь не успокоило.
— Так мы даем им лишний час форы, только и всего.
Босх вытащил из кармана пиджака полученную от старухи коробочку, открыл ее и посмотрел на телефон.
— Последи за домом, — сказал он. — Я поработаю вот над этим.
Пластмассовые шарниры мобильника спеклись, и Босху стоило немалых трудов его раскрыть. Когда же он приложил слишком большое усилие, телефон развалился надвое. Жидкокристаллический дисплей был расколот и частично расплавился. Босх отложил эту часть в сторону и сосредоточился на другой половинке. Крышка батарейного отсека тоже расплавилась, стыки его заварились. Он ударял телефон о бордюр тротуара до тех пор, пока швы наконец не разошлись и крышка отсека не отлетела.
Гарри забрался обратно в машину и закрыл дверь. Батарейка телефона оказалась неповрежденной, но деформированная пластмасса не позволяла ее вынуть. На сей раз Босх достал свой футляр с полицейским жетоном и вынул из него отмычки. Воспользовавшись ими как рычагом, он поддел и извлек батарейку. Под ней было углубление для карты памяти.
Оно было пусто.
— Черт!
Босх швырнул телефон под ноги, на пол машины. Еще один тупик.
Он посмотрел на часы. Прошло только двадцать минут с того момента, как он согласился по просьбе Суна подождать час. Но Гарри не мог оставаться в бездействии. Все его инстинкты твердили ему, что надо проникнуть в квартиру. Там могла быть его дочь.
— Извини, Сун Йи, — сказал он. — Ты можешь ждать, но я не могу. Я иду.
Он наклонился и извлек из-за пояса сзади пистолет. Ему хотелось оставить оружие за пределами «мерседеса», на случай если его застукают в квартире и полиция установит его связь с машиной. Он завернул пистолет в одеяло дочери, открыл дверцу и вышел. Пройдя сквозь проем в стенке вокруг переполненных мусорных баков, он положил сверток на крышку одного из них. Он сможет легко забрать его назад, когда вернется.
Выйдя из мусорного закутка, он увидел, что Сун стоит возле машины.
— Хорошо, — сказал Сун. — Мы идем.
Они двинулись обратно к дому Пенга.
— Позволь спросить тебя кое о чем, Сун Йи. Ты когда-нибудь снимаешь эти очки?
— Нет, — последовал краткий, без всяких объяснений, ответ.
И вновь охранник в вестибюле даже не посмотрел на них. Здание было достаточно большим, и потому всегда в холле перед лифтом оказывался кто-то с ключом. Уже через пять минут они опять были перед дверью Пенга. Сун, вставший у перил, не только следил за окружающей обстановкой, но также загораживал Босха от нескромных взглядов. А тот тем временем опустился на одно колено и занялся замком. Работа отняла у него больше времени, чем он ожидал — почти четыре минуты, — но все же он сделал это.
— Есть.
Сун отвернулся от перил и вошел вслед за Босхом в квартиру.
Еще прежде чем закрыть за собой дверь, Босх знал, что в квартире они найдут чью-то смерть. Нет, в первой комнате не было ни тошнотворного запаха, ни крови на стенах, никаких других физических признаков разыгравшейся здесь трагедии, но за долгие годы работы Босх повидал больше пяти тысяч сцен преступления и выработал в себе что-то вроде нюха на кровь. Он не знал научного обоснования этому своему чутью, но был убежден, что пролитая кровь как-то меняет состав воздуха в замкнутом пространстве. И вот сейчас он учуял это изменение. Сознание того, что это может быть кровь его родной дочери, придавало этому предчувствию жуткий привкус.
Читать дальше