Фридрих Незнанский: Смертельный треугольник

— А эти явления, — торжественно провозгласил Грязнов-старший, нанизывая на вилку три маслины разом, — просто болезнь, повсеместная для нашего российского населения на данном отрезке времени, о чем красноречиво свидетельствует медицинская статистика!

Гордеев меланхолично покивал. В самом деле. Депрессия ведь характерна не только для бедного люда, но и для успешных персон. Не то чтобы Юрий Петрович себя таковым считал, но все-таки… работая с самыми разнообразными клиентами, с богатыми людьми в том числе, он не раз замечал: у них чуть что случится — мелкая личная или профессиональная неприятность — настроение портится решительно и надолго, они, так сказать, впадают в «депрессион». Удара со стороны жизни не держат. Иммунная система ослаблена. Теперь вот и Гордеев испытывал нечто подобное на собственной шкуре. Хотите конкретно? Пожалуйста, ему не жалко.

Во-первых, с работой не ладилось, коллеги-завистники строили козни, «стучали» на него шефу адвокатской конторы Генриху Афанасьевичу Розанову. Еще, глядишь, додумаются настрочить анонимку в налоговую инспекцию — до такой варварской степени завидуют персональной практике Юрия Петровича. А завидовать-то, по сути, нечему — вот уже два месяца, как у Гордеева не было ни одного прилично оплаченного, так называемого «персонального» дела! Одна мелкота, которая только мозги сушит. А это значило, что в карманах всех брюк и всех пиджаков пустовато. А долгов, напротив, — вагон и маленькая тележка. Никак не мог адвокат вовремя заплатить кредиты. Он ведь взял приличный кредит в банке — на ремонт квартиры и на приобретение новой машины — купил месяц назад «опель-корса».

— А на что ты, собственно, рассчитывал? — без обиняков спросили Турецкий с Грязновым. — На то, что стал знаменит и что клиент повалит косяком?

Гордеев смущенно кивнул. Да, грешен. Но что ж поделаешь, если ошибся? Вот к чему приводят излишняя амбициозность и самонадеянность. Еще повременит он месяц-другой с отдачей кредита, и комфортный «опелек» отнимут за долги. А там и очередь квартиры наступит. Да и на личном фронте сплошная невезуха. Вот, например, только было присмотрелся к довольно состоятельной коллеге, адвокатессе Лине Бершадской, милой, чуть полноватой блондинке лет тридцати пяти, совсем недавно, между прочим, получившей приличное наследство от усопшего дяди-миллионера из ЮАР, как все и рассыпалось. И любовь поломалась.

Конечно, Гордеев немного кокетничал, возводил на себя напраслину. Конечно, ему нравились не только наследство Лины, исчисляемое в полутора миллионах английских фунтов, но и чистоплотность, и аккуратность, и главное — откровенная сексуальная привлекательность этой уже не молоденькой деловой женщины. И еще одно умиляло: ее музыкальность. В юности Лина училась в музыкальной школе, и, видно, не без успеха. Перед тем как впорхнуть к нему в постель и заняться тайским массажем, эта милашка, будучи совершенно голенькой, обязательно исполняла на пианино ноктюрны Шопена. И как играла, как играла! Но всего лишь три недели назад Гордеев узнал от одного своего коллеги, что Лина эта хорошо известна в узких юридических кругах отнюдь не с профессиональной стороны, ее массаж и ее ноктюрны были доступны изрядному количеству московских юристов. Гордеев, правда, сперва не поверил, пока не застал одного из них, тоже достаточно известного адвоката, вместе с Линой в весьма недвусмысленной позиции, и где — у себя дома! Как подозревал Гордеев, вот и Александру Борисовичу Бершадская тоже была хорошо знакома. Впрочем, подозревать-то он подозревал, но не спрашивал, неловко было. Однако же по ухмылкам и ехидным взглядам, которыми Турецкий, услышав имя Бершадской, обменялся с Грязновым-старшим, Гордеев понял, что не ошибся.

Стоит ли говорить, что и ее дядя из ЮАР оказался блефом чистой воды? Впрочем, какая теперь разница, расстался Гордеев с ней немедленно, хотя на сердце было ох как нелегко. Муторно как-то…

Вот такие дела. Как тут, скажите на милость, не впасть в депрессию? Это уже не кризис среднего возраста, это — жизнь проходит. И вообще: крокодил не ловится, не растет кокос.

— Ну ты загнул, — возразил Грязнов-старший, разливая остатки водки.

— Ничего он не загнул, — вступился Турецкий. — Все правильно он говорит. Жизнь не стоит на месте, жизнь проходит. Я давно заметил, что у Юрки она проходит.

— Как это давно заметил?! — ахнул Гордеев, который был, между прочим, моложе Турецкого и хорошо это помнил.