Мария Брикер - Венок кентавра. Желтый свитер Пикассо

– Новая работа? – спросил Варламов, неотрывно глядя на стыдливого демона.

– Нет, с этой картины все началось, – тихо сказал Юлиан, помолчал немного, вздохнул и перешел на деловой тон: – Значит, желаете приобрести картины? Весьма польщен. Весьма. Сразу хочу предупредить, что это полотно не продается. Все остальное – пожалуйста. Выбирайте любую.

– Любая мне не нужна. Я хочу купить эту, – нахально заявил Варламов, решив проверить Юлиана на вшивость.

– Простите, эта картина не продается. Я же вам объяснил! – капризно сказал художник. – В галерее довольно большой выбор полотен. Уверен, вы найдете что-то по вкусу и для души. Заказы я тоже беру. Если вам хочется чего-то эксклюзивного, то я…

– Эксклюзивное в этой галерее только одно. Вот эта картина.

Глаза Юлиана потемнели.

– Убирайтесь! Убирайтесь отсюда! – неожиданно заорал он, сорвал картину со стены и бросился в подсобное помещение. Галерея опустела, словно из нее ушла душа. Иван Аркадьевич озадаченно крякнул. Реакция художника удивила его. Можно подумать, режиссер Америку открыл. Дербеш сам прекрасно знает, что «Стыдливый Демон» – его лучшая картина. Стоял любовался. Ну вышло одно хорошо, что ж поделать! Нечего было продавать себя с потрохами. Славу и деньги получил – талант утратил. Однако Иван Аркадьевич не предполагал, что на его слова будет такая неадекватная реакция. Ссориться с художником в планах у него не было. Он шел сюда совсем с другой целью – сделать Юлиана своим союзником.

Скрипнула дверь подсобки, и появился Юлиан без картины. Выглядел художник подавленно и воинственно одновременно.

– В общем, я понял, что мои картины вам до лампады. Вы и на открытии вернисажа особого интереса к ним не проявляли. Я не в обиде. Я не рубль, чтобы всем нравиться. Так что вам от меня надо? – резко спросил он. Слова Юлиана эхом отозвались в помещении.

– Я хочу предложить вам роль, – сказал Варламов.

– Роль? – растерянно переспросил Юлиан, черты лица его сразу смягчились, глаза засияли. Он с трудом сдерживал радость. Варламову даже жаль стало разочаровывать пацана, страстно мечтающего о великой славе и признании.

– Роль в моем частном спектакле, – уточнил Варламов. – Это своего рода реалити-шоу, где все участники играют себя, но по написанному сценарию.

– А кого я там буду изображать? – все еще пребывал в иллюзиях художник.

– Юлиана Дербеша. Вы будете играть себя.

– Как это? Вы про меня, что ли, спектакль ставить собираетесь? Про мое творчество? – уточнил Юлиан, сияя в предвкушении славы. Варламов усмехнулся: амбиции у художника были непомерные.

– Спектакль будет про клуб самоубийц, и вам там отведена одна из главных ролей.

Дербеш побледнел, в глазах его появился такой ужас, что Варламов в очередной раз удивился.

Свет в зале погас.

– Наше время истекло, – хрипло сказал художник. – Глашка свет вырубила, паскуда. Сколько раз говорил, чтобы дожидалась ухода последнего посетителя! Короче, нам дали ясно понять, чтобы мы выметались отсюда. Пойдемте ко мне в мастерскую, она отсюда в пяти минутах ходьбы. Там договорим, – предложил Юлиан, и звук его шагов эхом отозвался в зале. Варламов пошел на звук.

Мастерская художника располагалась в пятиэтажном доме дореволюционной постройки. Особнячок был не отреставрирован.

– Извините, лифта нет и света тоже. Здесь никто не живет, – сказал Юлиан, поднимаясь на верхний этаж по лестнице. Варламов это чувствовал – из дома словно жизнь ушла. – Все помещения в нежилой фонд перевели, жильцов расселили. Мне под мастерскую местечко удалось пробить в мансарде. Очень повезло. Меня этот дом вдохновляет своим опустошением. С ужасом жду, когда здесь капремонт начнут делать – банк один помещение к рукам прибрал. Я уповаю на кризис. Не хочу, чтобы ауру старины под штукатурку зашпаклевали.

Юлиан поднялся на последний этаж, открыл дверь и пригласил Варламова войти. В помещении пахло краской и растворителем, как и полагается. Юлиан включил свет в прихожей. Мастерская выглядела, как апартаменты в стиле лофт: высокие потолки с балками, неоштукатуренные стены, каменная кладка. Вытянутые окна были завешаны легкой полупрозрачной тканью. На стенах висели картины Юлиана. В центре мастерской стоял вовсе не мольберт, а огромная двуспальная кровать с пурпурным шелковым балдахином. Сбоку у стены была лестница, которая вела на второй уровень мастерской. Вероятно, там и работал художник.

– Я здесь иногда ночую, – смущенно объяснил Юлиан. – Может, в кухне поговорим? Проходите, я сейчас.