Леонид Сапожников - Цепь

— И сам удивляюсь, — поддакнул я. — Никаких новостей?

— Есть новости! — сказал Михаил. — Угарова нужно вычеркнуть В ночь с четвертого на пятое он был дома.

— Ясно. Что с Зикеном и его дружком?

— Второго еще не установили. Зикен — трезвый. Сегодня и вчера весь день дома. И к нему никто не приходил.

— Удалось выяснить, ночевал ли Зикен в ту ночь дома?

— Мать не знает, потому что всю неделю работала в ночь.

— Где она работает?

— На элеваторе. В охране. Ну, а братья Зикена спали.

— Ладно, посмотрим, как дальше пойдет. Парня этого надо искать, приятеля Зикена…

— Найдем, куда он денется!

— А ты, Михаил Кузьмич, наверное, ждешь не дождешься, когда я умотаю от вас?

— Еще бы!..

…В ресторане “Весна” играл оркестр. Последний раз я был в ресторане лет пять назад.

К нашему столику небрежным, раскачивающимся шагом подошла дебелая женщина и многозначительно постучала карандашом по блокнотику. Я весело сказал ей:

— Все на ваш вкус!.. — И посмотрел на Мендыгуль и ее подругу: — Не возражаете, девушки?

Мендыгуль пожала плечиками, а ее подруга — остроглазая девушка пет двадцати, кажется, ее звали Нина или Лина, убей меня бог, не помню, почему-то хихикнула, чем повергла в страшное смущение Колю Турина. Надо сказать, Коля чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Он постоянно поглядывал на дверь, словно боялся, что она сейчас откроется и s зал войдет его молодая жена Лида. Бедный Коля Турин! Я втянул его в это дело, даже не просветив, в чем же должна заключаться его роль. А его роль заключалась в том, что ее просто не было. Мне хотелось поговорить с Мендыгуль Оразбаевой, и я счел, что в компании это будет удобнее сделать, нежели тет-а-тет.

Официантка — воплощение радушия — ставила на стол бутылки, блюда, салатницы. А я машинально прикидывал, во что мне все это обойдется: официантка обнаружила хороший, а главное, дорогой вкус.

Через пятнадцать минут уже улыбалась не только Нина-Лина — она, похоже, начала улыбаться еще со вчерашнего дня, — но и Мендыгуль. И мне было приятно, что она улыбается.

Оркестр играл танго, старое, как чучело медведя, застывшее у входа в зал.

Мы танцевали с Мендыгуль, и я тоже ощущал себя таким же старым, как это танго и пыльное чучело.

— Я хочу сказать тост! — возвестил Коля Турин.

Ба, что делается с милым Колей Туриным!.. Он раскраснелся, глаза сверкают, галстук чуть-чуть съехал в сторону, и Нина-Лина нежно поправляет его. Господи, мне только не хватало письма в партийную организацию управления: “…Ваш капитан Шигарев в служебной командировке спаивал моего молодого мужа, неопытного в жизни человека, сводил его с женщинами и тем самым разрушил нашу молодую, дружную советскую семью…” Нина-Лина смотрит на Колю Турина повлажневшими и плывущими глазами.

— Да, Колечка, — лепечет она, — скажи тост. Ой, мне здесь так нравится!..

Это прекрасно, что Нине-Лине здесь нравится. А мне совсем не нравится. Мне больше понравилось бы очутиться сейчас в своей четырнадцатиметровой комнате в общей трехкомнатной квартире, в которой живут еще две чудесные старушки, зашторить окна, включить проигрыватель и впустить в комнату звуки музыки Вивальди. И чтобы рядом со мной сидела тоненькая черноволосая девушка по имени Мендыгуль.

— Я хочу сказать тост, — настаивает упорный Коля Турин. — Могу я сказать тост или не могу?

— А это мы сейчас узнаем, — улыбается Мендыгуль.

— Я хочу сказать, что… Ну вот, вы меня сбили с мысли.

— Ей надо было занять стойку самбиста, — замечаю я.

— Кому? — не понимает Коля Турин.

— Вашей мысли, Коля, — отвечаю я.

Он краснеет, а Мендыгуль вдруг хмурится. Видимо, ей не понравился мой сарказм.

— Что с вами, Мендыгуль? — шепчу я.

— Ничего. — Она нервно поводит плечами.

Она опускает голову. Я приглашаю ее снова танцевать, и девушка неохотно поднимается. Мы с трудом протискиваемся на площадку. Оркестр играет на совесть. Музыканты уже мокрые, но не сдаются. Идет жаркий бой, и неизвестно, кто в нем победит — музыканты или танцующие пары. Оркестр играет вальс. С одинаковым успехом можно было играть и мазурку. В зале так тесно, что все равно каждому отведены лишь его “законные” квадратные сантиметры. Для топтания на одном месте. Меня вполне устраивает это топтание.

— По телефону вы сказали, — вдруг поднимает на меня глаза Мендыгуль, — что вы мне что-то объясните?

Она хочет серьезного разговора. Увы, я тоже его хочу

— Мендыгуль, расскажите мне о Зикене Бейсееве!