Дмитрий Соловьев - Чистильщик

После ежовской зачистки Синдикат принял решение – в политическую борьбу не соваться. Никому. Исключение составляли только те, кто уже увяз в государственной деятельности по уши. Именно тогда и начали разрабатывать систему двойников. Кто-то работает, учится и не подозревает, что скоро его заменят на похожего – почти идентичного – человека.

Война подкосила многих, Синдикат – в их числе. Все готовились к скорой победе в наступательной войне, настраивались на укрепление связей с европейскими филиалами. И – 22 июня. Погибли десятки одаренных аномалов в среднем и младшем комсоставе Красной Армии и Вермахта. В ходе войны были выбиты такие кадры, как генерал Черняховский, полковник фон Штауффенберг, влезший зачем-то в бездарное покушение на Гитлера.

По окончании войны все пришлось собирать из осколков: кто-то погиб под бомбами, кто-то просто сгинул – случайно или намеренно. Восстанавливать взялись ребята из Сибирского, Северо– и Южноамериканского филиалов. И за три года снова сколотили прочную сеть по всему миру.

Сейчас Центр имел каналы выходов не только на все региональные филиалы, но и на каждого оперативника или аналитика в отдельности – мечта предков. Но – спасибо цивилизации за ее технические блага, и пусть она скажет спасибо за них же нам.

Оставив «близнецов» в прихожей, где толпились уже с десяток аномалов, отобранных с той же тщательностью, что и охрана куратора Крысолова, Николай Николаевич вошел в гостиную размером с хороший теннисный корт. Безмолвный молодой человек, вышколенный до такой степени, что его так и хотелось назвать «лакей», проводил Ник-Никыча на его место в самом конце длинного стола, застеленного черным сукном. Все упругие кожаные кресла за столом уже были заняты немолодыми мужчинами разной степени упитанности и плешивости. Все это сборище напомнило Николаю Николаевичу приснопамятные заседания райкома или обкома. «На Политбюро они не тянут, – с внутренней усмешкой, не отразившейся на серьезном лице, подумал он. – До маразма еще не дожили, вроде. Или дожили?»

Усевшись в предупредительно подвинутое «лакеем» кресло – в меру жесткое и упругое, – Ник-Никыч оглядел собравшихся. Из них он знал только троих: своего регионального шефа Борова; Управителя Шторма, первого заместителя Верховного Главы Синдиката и Главу Новосибирского филиала Илько. Само собой, это были только псевдонимы, настоящие их имена знал только Верховный Глава, «Capo di tutti capi» [7].

Тучный мужчина во главе стола скорее всего и был сам Верховный Глава, иначе вряд ли бы Управитель Шторм притулился по правую его руку. Все внимательно смотрели на то, как усаживается Николай Николаевич, и ему стало немного не по себе. Впервые за свою долгую жизнь он увидел всех восемнадцать Глав вместе. Считая Верховного, его первого зама и самого Ник-Никыча, получалось двадцать один человек. «Очко, – снова внутренне усмехнулся он, – Blackjack». Но потом поправился: «Недобор, всего двадцать».

Кресло, предназначенное одному из Глав, стояло пустым, а на столе перед ним лежала белая роза – символ смерти. «Уж не мое ли дитятко – Крысолов – порезвился», – вдруг подумал Николай Николаевич. И, чувствуя на себе взгляды собравшихся, он еще больше укрепился в своей догадке. «Дальше фронта не пошлют, – вдруг отчаянно подумал Ник-Никыч, – больше пули не дадут». И, храбро придвинув к себе сияющую чистотой хрустальную пепельницу, закурил. Все покосились, но ничего не сказали.

После долгого молчания, во время которого все ерзали и скрипели креслами, а Николай Николаевич, вдруг став совершенно спокойным, курил, поднялся Верховный Глава. Точнее, он лишь оторвал ненадолго от кресла обширный зад и снова его опустил.

– Как вы почти все знаете, господа, – начал он, – несколько дней назад почти полностью уничтожен наш Среднеазиатский филиал в Ташкенте. Погиб тамошний Глава.

Верховный замолчал, и Ник-Никыч почему-то вспомнил старый анекдот: «Водки, всем водки, пока не началось!». Верховный вперил тяжелый взгляд в куратора.

– Несет за это ответственность один из оперативников местного филиала. И, конечно, куратор предателя.

Теперь уже все глядели на Николая Николаевича.

«Началось», – подумал он и уже не сдержал рвущийся наружу нервный смех.

Ковалев задумчиво покрутил в пальцах рюмку. Разговор с убноновским опером не то чтобы не клеился, но и не развивался. Капитан Рогозин, представленный Богданом, как просто Виталька, против чего тот не возражал, подтвердил все, что рассказал Димка, но ничего сверх не добавил. И Сергей начал раздражаться, злиться на Богдана – вытащил к черту на рога, и тянет «пустышку».