Дмитрий Соловьев - Чистильщик

– Командир, – произнес дежурный, – простите, что так поздно беспокою, но наш информатор сообщил, что под носом у Главы объявился Крысолов. Вы просили информировать немедленно… Понял. Так точно, в Питере у нас есть группа… Есть.

Дежурный положил трубку одного телефона и сразу же схватился за трубку другого.

– Кондор, зеленый свет. Адрес – Ветеранов…

Опергруппа Северо-Западного филиала приехала первой, представители Центрально-Российского прибыли через полторы минуты. Сначала в огневой контакт, спровоцированный выстрелом откуда-то со стороны (это выяснилось потом), вступили группы прикрытия. После нескольких выстрелов с третьего этажа и взрыва в коридоре в бой вступили штурмовые группы.

Так как питерская штурмовая группа проникла в пустую квартиру и успела в считанные доли секунды занять оборону, то большие потери понесли москвичи. Через три минуты скоротечного огневого боя, когда опергруппа Центрально-Российского филиала потеряла более трети личного состава, а Северо-Западного – четверть, кому-то пришла в голову простая, как все гениальное, мысль просто «обораться», как это частенько делали российские подразделения в Грозном, когда радиосвязь была ненадежной, а части находились на прямой видимости, то есть – под огнем друг друга.

Войдя в голосовой контакт, обе штурмовые группы опознали друг друга, и перестрелка немедленно прекратилась, что все-таки не успело спасти от полного уничтожения группу прикрытия питерцев.

Пока шло зычное разбирательство – кто есть кто, Чистильщик, предварительно установивший пару управляемых мин на площадке лестницы и сделавший выстрелы в группу москвичей из окна четвертого этажа, бросил в мусоропровод искалеченную штурмовую винтовку «AUG» с глушителем, стрелой взлетел на чердак и бесшумной летучей мышью снялся с крыши двенадцатиэтажного дома на дельтаплане.

Они собрались снова, правда, в неурочное время и ограниченным составом. К тому же сбора потребовал не Глава всех Глав, а глава Центрально-Российского филиала. Поэтому в зале присутствовали только три Главы – московский, питерский и Глава Восточно-Европейского филиала, успевший добраться на самолете из Вильнюса. Успел он, правда, чисто случайно, так как его визит в Питер был заранее запланирован. Остальные Главы, невзирая на время суток в их часовых поясах, все слышали, поскольку соединились с Центром по защищенным телефонным линиям. Этакое селекторное совещание.

В другой бы момент можно было бы и посмеяться, но сегодня Борову было не до смеха. Заняв пост Главы всех Глав, он не сложил с себя полномочий Главы Северо-Западного филиала, а значит, был ответственен за ночное происшествие. И Глава Центрально-Российского филиала намеревался подчеркнуть это. И он это сделал.

И уж совсем не до смеха стало Борову, когда через полчаса обсуждений сложившейся ситуации ему недвусмысленно дали понять, что до тех пор, пока не решена проблема с Крысоловом, он, Боров, временно лишается всех полномочий Главы Синдиката, оставаясь лишь региональным Главой. А с Крысоловом пусть разбирается своими силами.

Это был раскол. Точнее – это уже нельзя было назвать даже расколом, ибо Борова не поддержал никто, наоборот – все проголосовали за это решение. «Подождите, сучьи дети, – в ярости подумал Боров, – я вам потом покажу, как на Главу тявкать! Я вам такую ночку имени товарища Варфоломея устрою!» И лишь через минуту, разогнав багровую пелену животного гнева, окутавшую его разум, он вдруг с ужасом понял, что остался один. Между ним и Крысоловом стояла лишь жиденькая цепочка из оперативников-аномалов и бойцов спецназа, людей. Первых было десятка полтора, вторых – тридцать человек. И все они были разбросаны по всему региону, а Крысолов был уже где-то рядом – незаметный и смертельно опасный, как взведенная противопехотная мина в высокой траве. Жаворонки поют, ромашками пахнет, тишь да идиллия – пока не наступил на взрыватель.

И гнев моментально уступил место ужасу. Он глядел расширившимися глазами на выходящих из комнаты Глав, слышал щелчки отключавшихся линий связи тех, кто не смог присутствовать лично на совещании, и почти физически чувствовал, как смыкается вокруг него стена мрака и отчуждения. Грохнул кулаком по столу так, что подпрыгнули телефоны, пепельницы и стаканы.