Рут Ренделл - Птичка тари

— Поцелуй меня, — сказал Шон.

Поцелуй оказался гораздо более страстным, чем он ожидал, продолжительный чувственный поцелуй, полный сдержанного огня, вырвавшегося теперь на свободу. Он засмеялся:

— Давай поедим. Я думал, что ты голодная.

— О да. Я проголодалась.

— А не скажешь.

Она впервые попробовала корнуэльский пирог. Ей не с чем было сравнивать, и Лиза не знала, хороший это пирог, обычный или плохой, но он ей понравился. В прошлом ей никогда не позволяли есть руками. Вся ее жизнь подчинялась мягко навязанным, но жестким правилам.

— Когда мы доберемся до места, — заявила Лиза, — я расскажу тебе историю моей жизни.

— Хорошо.

— Конечно, не знаю, но мне кажется, что история эта очень необычна.

— Тебе предстоит еще долгий путь, лет эдак на семьдесят.

— Можно взять последний чипс? Я расскажу тебе все с самого начала, с того момента, как помню себя. Мне тогда было четыре года, и тогда она убила первого.

Лиза оторвала кусок от рулона туалетной бумаги, который Шон держал рядом с кроватью вместо салфеток, и вытерла рот. Когда Лиза обернулась к нему, чтобы сказать, что готова, они могут отправляться, когда он захочет, то увидела, что Шон пристально смотрит на нее и на его лице застыло выражение ужаса.

Одним из первых ее воспоминаний был поезд. Стояло лето, и они с матерью вышли погулять в поле, когда услышали свисток паровоза. Одноколейная дорога проходила по долине между рекой и пологими отрогами высоких холмов. Это была небольшая ветка, и позднее, когда Лиза подросла, мать сказала ей, что более живописного маршрута нет на Британских островах. Ее глаза сияли, когда она говорила об этом.

Но в тот запомнившийся Лизе полдень пассажиров было немного, и те не выглядывали из окон, оценивая красоту пейзажа, разве что все любовались высокими холмами с другой стороны, и когда мать помахала им и Лиза присоединилась к ней, никто не помахал в ответ. Поезд прошел мимо не очень быстро и исчез в круглом черном жерле туннеля, который пробуравил склон холма.

Лиза подозревала, что они с матерью приехали туда незадолго до того дня, когда она впервые увидела поезд. Если бы они жили там давно, она видела бы поезд раньше. Возможно, они поселились в сторожке всего за несколько дней до этого. Откуда они приехали, Лиза не имела представления ни тогда, ни много лет спустя. В ее памяти не сохранилось никаких образов из предшествовавшего тому дню прошлого: ни лиц, ни картин, ни голоса, ни прикосновения.

Существовала только мать. Существовала только сторожка, где они жили, и ворота, увенчанные аркой, с маленьким домиком в одну комнату за ними, и в отдалении Шроув-хаус. Дом был наполовину скрыт высокими красивыми деревьями, его стены таинственно и заманчиво поблескивали между их стволов. Когда мать читала Лизе сказки, а в них часто упоминался дворец, она обычно говорила: «Как Шроув, вот что такое дворец, дом как Шроув». Но все, что Лиза могла разглядеть в этом Шроуве, пока ей не исполнилось почти пять лет и пожелтевшие листья не облетели с деревьев, были призрачная серость, сияние окон, блеск шифера под лучами солнца.

Позднее Лиза увидела Шроув во всем его великолепии, увенчанный каменной балюстрадой, расколотой надвое треугольником фронтона, со множеством окон, с разлетом лестниц и статуями в нишах. Она сознавала даже тогда, что дом, казалось, нежится в солнечных лучах, самодовольно ухмыляясь в усы.

Почти каждый день мать уходила в дом, который напоминал дворец из волшебной сказки, иногда на несколько часов, иногда всего минут на десять, и когда она уходила, то запирала Лизу наверху в ее спальне.

Домик у ворот был сторожкой при Шроув-хаусе. Позднее, когда Лиза подросла, мать рассказала ей, что она построена в готическом стиле и не такая старая, как сам дом. Ее строили так, чтобы сторожка напоминала средневековый замок, поэтому ее снабдили башенкой с бойницами на самой верхушке и высоким остроконечным фронтоном. От фронтона была перекинута через ворота арка, опиравшаяся другим концом на маленький домик, который, благодаря узким окнам и кованой двери, напоминал миниатюрный замок.

Ворота были железные, всегда настежь распахнуты и украшены затейливой надписью: Шроув-хаус. Сторожка, и арка ворот, и маленький замок были сложены из небольших кирпичей, коричневато-красных, как плоды шиповника. У Лизы и матери наверху были две спальни, гостиная и кухня внизу и уборная на улице. И все. У Лизы была спальня в башенке, откуда открывался вид на весь сад, лес, парк Шроува и все, что находилось за ним. Лиза не любила, когда ее запирали в спальне, но страшно ей там не было, и она ни разу не протестовала.