Светлана Алешина: Виртуальная подружка

— А умер он, как ни странно, от анафилактического шока.

— Подожди! В смысле от травматического? — Я, конечно, не медик и не криминалист, но что такое болевой шок, даже я, скудоумный филолог, знаю.

— Ни фига подобного! Ему какое-то анальгезирующее средство типа промедола, или омнапона, или еще какой дряни ввели. Я в ихней фармакологии не особенно разбирался. А у парня аллергия на это хитрое средство оказалась. Вот и загнулся, бедолага.

— Ничего не понимаю! — Кажется, это и впрямь интересно. — Так его хотели убить или не хотели? Сперва пальцы рубят, потом болеутоляющие вводят — ерунда какая-то.

— То-то и оно, что ерунда. Ребята в ментовке только руками разводят. Видать, живой нужен был, да обмишурились чуток.

— А кто хоть, выяснили? В смысле, труп чей?

— Нет пока. Документов при нем не было, а сам он провалялся так долго, что видок у новопреставленного, как говорится, ни рожи ни кожи. Сам любовался. Только мне сдается, что не в Смирновском лесу он валялся, потому как там бы его собаки пообъели али еще какие твари дикие.

— Слушай, какие ты страсти на ночь глядя рассказываешь! — Мне действительно стало не по себе.

Как же должен чувствовать себя человек, которому сначала оттяпывают четыре пальца на одной руке, потом заботливо прижигают йодом раны, трогательно дуют, чтобы не щипало, а в довершение всего колют какую-то гадость, от которой несчастный благополучно передает дух в руки отца своего небесного?! И после этого Евгений Иванович будет мне говорить, что программа a la «Журналистское расследование с Ириной Лебедевой» в наших широтах не будет котироваться. Да из этого такой материал сделать можно!.. Остается только завидовать Валерке и выпестовать надежды на гипотетическую возможность избавления от осточертевшего до икоты «Женского счастья».

Хотя, если задуматься, чему тут завидовать? Вид полуразложившегося трупа, у которого единственное, что осталось в состоянии относительного порядка, это сердобольно перебинтованные обрубки вместо пальцев, — зрелище не слишком аппетитное. А Валерка с такими своеобразными «диетами» каждый день сталкивается.

— В розыск, кстати, тоже никто не заявлял, — задумчиво проговорил Гурьев, игнорируя мое последнее замечание. — По крайней мере, ни одной из значащихся в списке у милиции особых примет у него не обнаружено. Получается, неприкаянный такой дохлый труп мертвого человека — сиротинушка.

— А они есть? — поинтересовалась я.

— Кто? — удивился Валера. — Дохлые трупы?..

— Тьфу на тебя! — перебила я. — Приметы.

— А-а, ну да, левое ухо в двух местах проколото. Волосы чуть длиннее среднего, аккуратненьким таким каре подстрижены. Опять же одежонка на нем приличная. Она, кстати, неплохо сохранилась. Парнишка явно не из помоечного бомонда.

— Интересно знать, кому он так досадил и чем? Неплохо бы выяснить и на заметку взять. А то, не ровен час, сболтнешь чего-нибудь не то в адрес очередного рекламодателя, а тебе потом лапу по локоть откоцают. Может, разборки какие?

— Да непохоже. — Уголки Валеркиных губ в некотором замешательстве поползли вниз. — Вряд ли кто-то из местной мафии детективной литературкой a la «Лимоны никогда не лгут» балуется. У нас все проще и брутальней, одно слово — Россия-мать, к тому же провинция.

— А может, у нас очередной маньяк завелся? — подал голос Паша, о котором я уже успела забыть.

— Ну конечно! — презрительно усмехнулся Валера. — Уволенная из элитного салона маникюрщица бывших клиентов устраняет. Так не доставайся же ты никому! Ты головой-то подумал, прежде чем языком трепать, — зачем маньяку раны бинтовать?

— А кто его, психованного, разберет? — авторитетно заявил Павел, словно всю жизнь медбратом при неврастениках состоял. — Например, чтобы продлить агонию жертвы.

— А обезболивающее он вводил, чтобы облегчить страдания бедняжки, — в тон Павлику издевательски покивал головой Валера. — Прямо не маньяк, а мать Тереза какая-то. Чушь! Да и мелко это как-то для маньяка. Не тот масштабчик. Я понимаю там, на дыбу вздернуть или кишки вокруг бедер бантиком завязать. А тут пальцы какие-то. Хотя мужику и этого хватило. Ну да бог с ним, с болезным. Мне, в общем-то, до него дела нет.

— Как это нет?! — не веря своим ушам, воскликнула я. — Тебе же репортаж снимать.

— Да не буду я из-за него общественность возмущать, — отмахнулся Валера. — Доблестные господа охранники права и порядка не велели.

— А ты прямо так и послушался, — съязвила я.