Андрей Константинов - Полукровка. Крест обретенный

Отныне в полном его распоряжении имелся специально выделенный кабинет с шикарной мебелью, прекрасным кондиционером и прочими изысканными аксессуарами. Вполне достойными того, чтобы служить предметом черной зависти для Шверберга и иже с ним. Но то была лишь внешняя сторона его временной адвокатской медали. Окунувшись в перепетии греческого уголовного процесса, посредством изучения пухлого дела Самсут Матосовны Головиной (бумагооборот в местной правоохранительной системе мог бы дать сто очков вперед родной отечественной, аналогов которой, казалось бы, в мире просто нет), Габузов не без гордости осознал, что ленивая афинская полиция, не говоря уже о прославленном адвокате Ставраки, по сравнению с ним — выпускником ЛГУ — «щенки и сопляки». Совершенно неожиданно выяснилось, что на столь клятом им юрфаке учили все-таки отлично и профессию в руки давали железно.

С самого первого дня Габузов обнаружил в уголовном деле столько процессуальных нарушений, что в какой-то момент дыбом у него встали не только волосы на голове, но и усы. Однако он разумно не стал тыкать в горбатый греческий нос следователя, ведущего дело Головиной, многочисленными просчетами и огрехами следствия. Напротив, в ходе личной встречи с представителем прокуратуры с невозможным именем Харитон, Сергей с лисьей хитростью расточал пред ним елей и беспрестанно цокал языком, восхищаясь прозорливостью и профессионализмом греческого следствия. По итогам этой встречи Харитон наверняка сделал вывод о том, что привлеченный Ставраки «русский специалист» не опасен: подобострастный и заискивающий вид Габузова окончательно убедил следователя в том, что все усилия стороны защиты будут сосредоточены исключительно на том, чтобы максимально смягчить приговор клиентке, в виновности которой Харитон абсолютно не сомневался. Ну да, как говорил дед Тигран, «худа та мышь, которая только одну лазею знает». Следователь вел дело формально, спустя рукава, а потому совершал одну ошибку за другой. Габузовым же ошибки эти тщательно отмечались и откладывались в особый сундучок, как золотые дукаты скупым рыцарем.

Следует признать, что подобного уголовного дела в следственно-адвокатской практике Сергея Эдуардовича еще не было. С одной стороны, лично зная всю подноготную этой истории (а точнее будет сказать, оперативной комбинации), он ни на секунду не сомневался в невиновности своей подзащитной. Но с другой — одно лишь это знание к делу не подошьешь, а нынешний его, достаточно скользкий статус, дополнительных активных следственных действий ну никак не допускал. Рекомендованный Арамом «русский юрист Макар» проходил у них всего-навсего консультантом, наблюдателем, если угодно — этаким консильери. Да и то, на общественных началах. Официальным же процессуальным лицом являлся Ангелос Ставраки, который в деле защиты Самсут Матосовны Головиной, мягко говоря, жилы не рвал. Побывав на вилле Тер-Петросянов и пообщавшись с домочадцами покойного, Ставраки хотя и сделал для себя вывод, что вина подзащитной отнюдь не очевидна, но при этом понял, что больших денег на этой теме не срубить. Да, похоже, вообще никаких не срубить. А посему смысла особо напрягаться Ангелос не видел. Тем более, что разработка версии о причастности к убийству кого-то из родных, на которую особо напирал Габузов, ничего кроме неприятностей пожилому адвокату не сулила. Так, что русская «стрелочница» в данном случае устраивала почти всех… Такова жизнь! Как говорится, «случись беда — все на немого свалят».

Между тем, от скрупулезно собранных Сергеем нестыковок и противоречий, «сундучок скупого рыцаря» распух уже совсем до неприличия. Отныне у Габузова имелось всё необходимое, дабы на судебном процессе камня на камне не оставить от доказательной базы стороны обвинения. Вот только доводить дело до суда Сергею очень не хотелось. Во-первых, он прекрасно понимал сколь тяжелым испытанием, каким неимоверным стрессом для невиновного человека является сам факт судилища. То бишь судебной процедуры как таковой. Оно конечно — освободить-то освободят, да вот только рубец в душе после этого останется на всю жизнь. А во-вторых, существовало ведь еще и незаконченное дело о наследстве. Время шло, и с каждым днем, фора, невольно предоставленная Швербергу и его французским партнерам, возрастала. Последнее обстоятельство особенно подстегивало, заводило и злило Габузова. Уж такую ненависть он нынче испытывал к Илье Моисеевичу, коварный план которого в очередной раз предсказуемо-удачно сработал, что даже «кушать не мог». В этом смысле, свое участие в процессе Головиной питерский адвокат рассматривал не как интеллектуальное состязание с греческой системой правосудия, а скорее как юридический поединок лично со Швербергом. Словом, никакого бизнеса — только личное! Сергей Эдуардович неутомимо плел свои сети, ездил на виллу в Кифисию, на перерабатывающий завод, в магазины, порт, псаротаверну и слушал, слушал, слушал…