Андрей Константинов - Гоблины. Сизифов труд

Блондинистая секретарша, чем-то неуловимо напоминающая белокурую Жази из тех же «Неуловимых», методично и сосредоточенно, как на конвейере, штемпелевала пустые конверты и вкладывала в них «письма счастья». Они же повестки. Облаченная, согласно внутреннему дресс-коду, в ведомственный синий мундир, секретарша искоса бросала завистливые взгляды в сторону Ольги, которая, в отличие от нее, могла себе позволить более соответствующий погоде, а главное — обстановке, предполагающей превалирование особей мужского пола, наряд. Подготовленные конверты секретарша складывала в отдельную стопку высотой уже сантиметров в двадцать. Из чего можно было заключить, что следственно-прокурорская контора работает с размахом.

Неожиданно Ольгу, качнув, резко повело в сторону. Едва удержавшись в кресле, она обхватила голову руками и, согнувшись, тихонечко застонала. Белокурая Жази выронила фиолетовый штемпель и с испугом поинтересовалась:

— Девушка, вам плохо?

— Да, как-то резко поплохело. Душно у вас здесь! — простонала Ольга и для пущего эффекта закатила глаза.

Секретарша подбежала к окну, распахнула на полную массивный стеклопакет и тревожно-вопросительно посмотрела на посетительницу.

— Спа-си-бо, — прошептала та. — Если не затруднит, мне бы стаканчик воды.

— Да-да, конечно.

Секретарша метнулась в ведущую из приемной маленькую дверь, за которой, судя по всему, находилась комната для отдыха и чаепитий. Ольга тем временем резво, слишком резво для больной, подскочила к секретарском столу, вытащила из середины стопки один из пустых конвертов и, кляня себя за неудачный выбор одежды, с немалым усилием запихала его в задний карман плотно обхватывающих попу джинсов. Затем быстренько возвратилась на место и вернула лицу страдальческое выражение.

Белокурая Жази принесла бутылочку воды «Перье» и перелила в граненый, редкий по нынешним временам, стакан советского образца.

— Огромное вам спасибо, — принимая, болезненно улыбнулась Ольга.

— Вам лучше? Может быть, вызвать медсестру? У нас на втором этаже свой медпункт.

— Нет-нет, не нужно. Кажется, уже отпускает. У меня частенько бывает такое. Знаете, словно что-то накатывает? Особенно в критические дни…

Секретарша понимающе кивнула, забрала у Прилепиной пустой стакан, и в этот момент из кабинета вышел Андрей:

— Пойдемте, Ольга Николаевна.

Ольга, продолжая изображать невинную жертву чужого грехопадения, поднялась и поплелась на выход:

— Еще раз, огромное вам спасибо. До свидания…

— …В общем, только зря прокатились, — недовольно проворчал Андрей, ведя Прилепину в сторону парадной лестницы.

— Начальство заартачилось?

— Да начальству на самом деле глубоко по фигу. Мой визит к нему — не более чем дань традиции. Просто со вчерашнего дня оперативный сотрудник Домингес, оказывается, взял скопом причитающиеся ему отгулы и до конца недели отбыл в неизвестном направлении. В принципе, можно было предположить что-то подобное: «Мы славно поработали, мы славно отдохнем».

Ольга, оглядевшись, снова не без труда достала из заднего кармана изрядно помявшийся конверт.

— Вот, смотрите, Андрей! Это я только что у секретарши стащила. Узнаете картинку? — Мешечко, не вполне понимая ход ее мыслей, на ходу принялся вертеть в руках конверт. И тогда Ольга дала подсказку: — В конвертах именно с таким рисунком приходили послания с угрозами Зимину.

— А ведь точно! — поразился своей недогадливости Мешок. — М-да, улика, что и говорить, косвенная. Однако лишний раз доказывающая, что мы с вами на правильном пути. Молодчина, Ольга! От лица «гоблинов» объявляю вам благодарность.

— Благодарю.

— Не благодарю, а «служу России!».

Они вышли из здания Комитета, добрели до служебной стояночки. По дороге Андрей закурил и теперь, стоя возле машины, молча пускал дым колечками, исподволь поглядывая на Ольгу. Словно бы хотел что-то сказать, да всё никак не мог решиться.

Наконец, созрел:

— Ольга, а что, если нам последовать примеру оперативного сотрудника Домингеса?

— В каком смысле?

— Согласитесь, а разве мы с вами не заслужили хотя бы половинки отгула? Тем более что погода — шепчет. И шепчет, определенно, что-то очень хорошее. Так, может, забьем на службу, да и махнем куда-нибудь?

— Куда махнем?

Мешечко мечтательно закатил глаза:

— Куда-нибудь за город. Столько всего вокруг. На юге — Павловск, Пушкин, Петергоф, Рамбов. На севере — Ольгино, Разлив, Зеленогорск, Кронштадт… О! Когда вы последний раз были в Кронштадте?