Олег Северюхин - Нелегал

Майор стоял покрасневший. Последние слова не могли не вывести из себя майора, они даже сейчас выводят из себя всех, кто через много лет после войны, слышит в военкоматах и органах социального обеспечения: "А мы вас туда не посылали, где вы свое здоровье потеряли. Обращайтесь к тем, кто вас туда посылал". Слова эти говорятся специально для того, чтобы вывести человека из себя. Взбешенный таким отношением человек начинает говорить все, что он думает об этих людях, не разбирая выражений. А это уже хулиганство. За это привлекают к ответственности. Увели человека в КПЗ, а вместе с ним и поднятую проблему. Верные сыны вождя и учителя всех народов Сталина, изрекшего - "нэт чэловека, нэт проблэмы" - и сейчас живут и здравствуют так же, как во время сталинизма, оттепели, развитого социализма, закручивания гаек и демократии.

Майор был человек выдержанный. Прошел, вероятно, большую школу партийных собраний, чисток и являлся мастером подковерной борьбы. Спокойно достал из кармана партийный билет, показал его всем и снова положил в карман гимнастерки. Затем достал из планшета листок бумаги, передал его мне и попросил прочитать, так как я находился рядом с ним.

В листке, имевшем угловой штамп штаба 3 армии, было написано: "Приказ. Майору Кобурову И.Л. дано право подчинять под свое командование все отходящие части и подразделения, не имеющие связи со своим командованием, для организации отпора немецко-фашистским захватчикам". Подпись: начальник штаба армии генерал-майор такой-то. Печать. Все это я произнес громко и торжественно. Работник ЗАГСа, стоявший рядом со мной тоже прочитал приказ и подтвердил его подлинность.

Спрятав приказ в планшет, майор Кобуров предложил прямо здесь на поляне провести открытое партийное собрание с повесткой дня: "Отчет о боевых действиях партизанского отряда "За Родину и Сталина" за период с 22 июня по 22 августа 1941 года.

К моему удивлению, секретарем партячейки, насчитывающей шесть человек, оказался счетовод, получивший по зубам от майора и вместе со мной занимавшийся строевой подготовкой в лесу. Он сходу заявил, что партийная ячейка знает, когда ей собираться и какие вопросы ей обсуждать. Но предложение майора было поддержано большинством, включая молодежь и солидных мужиков лет под сорок. В этот момент в дело вмешался командир отряда, заявивший, что пока он здесь командир, он не позволит разваливать в отряде дисциплину. Вместо организованного мероприятия образовался стихийный митинг, на котором все старались выложить майору вопросы, мучившие их больше всего. Так иногда, заезжему из района или области лектору пытаются высказать все наболевшее о низких удоях, пьянстве председателя, невнимании к молодежным проблемам, не понимая, что выйдя на улицу, лектор вдохнет чистый деревенский воздух, сразу забудет все, что ему говорили, а после рюмки водки, закушенной огурчиком и салом, подумает: красота-то какая, и чего людям не живется здесь спокойно, лезут с какими-то проблемами.

Майор очень внимательно слушал всех говоривших, задавал вопросы, что-то сам говорил об обстановке в близлежащих населенных пунктах, в которых он уже побывал и был знаком с некоторыми жителями, которых знали в отряде. В разговоре выяснилось, что никаких боевых операций не проводилось. Что делается в округе, не известно. Наш выход - это только первая ласточка, закончившаяся ничем. Предложение майора начать борьбу с захватчиками было горячо поддержано большинством собравшихся, но опять вмешался командир, чувствуя потерю управления отрядом. Кое-как построив отряд, командир произнес речь, в которой подчеркивалась важность выполняемого ими задания готовиться к решающим боям, когда подойдет Красная Армия. А дезертиры пусть уходят с новоприбывшими, не держим, но потом пусть пеняют на себя, - патетически произнес он.

Предложение уйти вынесено командиром партизанского отряда. Майор не стал делать паузу, вышел перед строем и сказал просто: "Кто со мной бороться с захватчиками, защищать своих родных, свою землю, становись рядом со мной".

Десять человек, в том числе и я, подошли к нему и встали в одну шеренгу. Человек пять-шесть колебались, шагая то в одну, то в другую сторону. Но боязнь ответственности перед партийным работником, не перед партией, остановила их. Командир партизанского отряда не дал нам ни оружия, ни продовольствия, и мы сразу ушли с места стоянки отряда.

Я должен был уйти с ними, мне нужно было попасть туда, куда меня направила моя служба, туда, где была моя работа, которую я честно выполнял, не как сотрудник разведки, и была моя семья, которой я дорожил. В том отряде я мог сидеть до маковкина заговенья, покуда бы не пришел небольшой немецкий отряд и не разбил наголову неопытных партизан.