Сергей Рокотов - Кто последний за смертью

Он составил протокол опознания, поблагодарил свидетелей и поехал в Управление. Настроение у него поднялось еще больше, когда ему сообщили, что и номера банкнот, найденных у Варнака в кейсе и дома совпадают с похищенными из банков и обменных пунктов. Через связи Варнака необходимо было выйти и на остальных налетчиков. Но полнейшей загадкой для следствия остался этот удивительный звонок, сообщивший о трупе Варнака. Неужели настолько процветали эти бандиты, если они готовы были пожертвовать такой суммой, чтобы убив Варнака, свалить все на него? А выстрел был сделан очень профессионально, один, и в голову. Объяснить такую щедрость убийцы было невозможно. Но дело сдвинулось с мертвой точки, и это уже радовало.

Варнака было довольно легко опознать уж очень характерная у него внешность. Яркие черты лица, этот рельефный нос с горбинкой, эти большие, глубоко запавшие глаза и рот, большой рот, скривившийся в омерзительной улыбке, не сошедшей с его лица даже после смерти. Такому человеку трудно затеряться в толпе. А вот бывают лица...Лица... Внезапно Николаев вспомнил лицо того человека, которого он встретил недалеко от дома Веры Георгиевны. Вспомнил, и холодный пот пробежал у него по спине. До него дошло, внезапно дошло, кто это был, и его хорошее настроение улетучилось, как дым... Ну и денек же сегодня, тринадцатого февраля. И впрямь - несчастливое число. Это же был Андрей Полещук, тот самый Полещук, которого они искали уже второй месяц. Никакой черной бороды, и без усов - тогда, в квартире Воропаевых у него были черненькие, коротко подстриженные усики, как же его меняло отсутствие усов! И эта потертая ушанка, пальтецо мышиного цвета... А тогда черное кожаное пальто на меху, норковая шапка, шикарный красный длинный шарф, запах французского парфюма, наполнивший комнату...Совершенно другой типаж.

Это был длинный, сутулый, безусый, некий замшелый интеллигент, не получающий полгода зарплату...Но это был он, безусловно, он. Глаза...Черные хитрые глаза, густые брови...Значит, Кирилл и его приятель Федя не солгали. А он уже просто уверился в их лжи. Значит, Полещук, действительно, в Москве. И каждый день меняет свою внешность. А он-то... Вот тебе и бессонная ночка... Ну, олух, ну осел... Никому, никому он про это не расскажет, какой ляпсус, какой стыд. Если бы он его узнал и задержал, все дело раскрылось бы мигом. Что бы там не было, как бы все не было запутано, но Полещук, безусловно, в курсе всего...

Николаев поглядел на часы - уже половина третьего. На три часа он назначил встречу одному свидетелю по делу Варнавского, он мог дать ценные сведения о связях Варнака за последнее время. Это очень важный свидетель. А часам к пяти он хотел съездить в больницу к Тамаре. Это надо было сделать обязательно, ведь, когда он ночью провожал ее в больницу, она была в ужасном состоянии. Но Николаев понимал и то, что ему совершенно необходимо снова встретиться с Верой Георгиевной. Немедленно встретиться.

Павел Николаевич сидел в кабинете, курил сигарету за сигаретой и мрачно глядел за окно - на вьюгу, все усиливавшуюся и усиливавшуюся, хотя, казалось бы, дальше некуда. Настроение было соответствующее погоде. Это бесподобно - вести дело, опрашивать свидетелей, вызывать к себе, ездить к ним, строить свою версию, и вдруг - встретиться нос к носу с разыскиваемым преступником, о котором он, кстати, и шел говорить со свидетельницей, и как ни в чем не бывало, пройти мимо. А ведь Полещук-то, наверняка, его узнал...То-то он смеется над ним теперь. Эта мысль поразила его больше всего, он прикусил губу от бешенства и стыда. Самое страшное - быть смешным, казаться дураком, хотя бы, самому себе...

Отказаться от допроса свидетеля он не мог, слишком уж важные сведения он мог дать, послать к Вере Георгиевне кого-нибудь вместо себя, например, Костю Гусева, он не хотел, могло бы получиться еще хуже, так и сидел как на иголках.

В каком-то сомнамбулическом состоянии провел он допрос свидетеля. Тем не менее, записал очень важные для дела сведения. Допрос длился более двух часов, свидетеля трудно было расшевелить, он был изрядным тугодумом, а, скорее всего, старался казаться таким. Однако, все, что было необходимо, он поведал Николаеву.

Николаев позвонил в больницу, и ему сообщили, что Тамаре значительно лучше. Тогда он решил ехать сразу в Ясенево. Шел уже шестой час вечера. Встреча с Полещуком не давала ему покоя, жгла его огнем стыда. Он сообщил в уголовный розыск, что по поступившим сведениям разыскиваемый Полещук каждый день меняет свой облик и теперь выглядит совершенно иначе. О том, что он сам видел его, разумеется, умолчал.