Сергей Рокотов - Нечто под маской

... Они пили коньяк, ели сыр и фрукты. Бермудская придвинула свое кресло поближе к Нарышкину, сладострастно дышала ему прямо в лицо. Глубокий разрез на юбке открылся до неприличия, Нарышкин отвернулся, чтобы не видеть цвета её подвязок. А Бермудская уже терлась ногой в капроне о ногу Нарышкина...

Валентину стало не по себе. Дома была любимая молодая жена на седьмом месяце беременности, были покой и уют, было счастье. Он был далек от грязи писательского мира и не слышал о том, о чем знали практически все... Иначе он не пришел бы сюда, на эту роскошную виллу...

- Ольга Александровна..., - укоризненно поглядел на неё Нарышкин и отодвинулся от нее.

- Дурачок, мы же здесь одни, никого нет все будет отлично, никто ничего не узнает... Иди сюда... Давай потанцуем...

Она встала и включила тихую музыку. Нарышкин, боясь обострять раньше времени обстановку, пошел танцевать с ней, но Ольга, немного потоптавшись на месте, просто сжала его в своих объятиях и стала целовать взасос. Тут уж он довольно резко отстранил её от себя.

- Не надо, Ольга Александровна. Не надо. Мне пора идти! - сурово глядя на нее, произнес Нарышкин.

Это не понравилось Ольге. Она села в кресло, налила себе коньяка и залпом выпила.

- Будите в женщине зверя, Валентин. Это не так уж безопасно, - широко улыбнулась она. Но глаза были очень злые.

- Что поделаешь? - улыбнулся и Нарышкин. - Я люблю другую женщину и стараюсь ей не изменять...

- И правильно! - крикнула Ольга. - Вы очень достойный человек... Простите меня, но вы мне настолько понравились, что я потеряла голову. Все! Поговорим о деле. Я больше не буду, - она кокетливо улыбнулась романисту, и глаза её подобрели. А произошло это от того, что внезапно интереснейшая мысль пришла к ней в голову. Витенька Удищев недавно был в Москве и привез ей свежую порцию снадобья, так пока ни на ком и не испробованного.

"А что если его прямо сейчас и испытать?" - пришло ей в голову. "Исключительно пикантный момент..."

Она принесла рукопись и стала показывать Нарышкину, что ему, якобы, надо переделать. Он немного оттаял, стал спорить с ней, она то соглашалась, то нет, придавая своему лицу серьезное выражение. Играла настолько удачно, что он поверил. Потом он вышел в туалет. И она сыпанула ему в рюмку Витенькиного порошочка...

- Выпьем за ваши успехи! - провозгласила Ольга, поднимая свою рюмку. - Я верю в вас!

Перемены в поведении Нарышкина были разительные. Порошочек и впрямь оказался волшебным. Буквально через минут пятнадцать гость жутко повеселел, пригласил хозяйку танцевать, сам стал давать рукам волю, она даже для виду отстранилась от него... Но не надолго... Они пошли в спальню...

... - Что? - крикнул он, просыпаясь. - Что тут было? Я ничего не помню!

- Что было? Да ничего особенного, - усмехнулась обнаженная Ольга, потянулась на широченной кровати и сладко зевнула. - То самое, что бывает в постели между мужчиной и женщиной...

- Ты меня чем-то опоила, развратная баба! - крикнул Нарышкин, вскочил с постели и стал быстро и нервно одеваться.

- Тихо, тихо, - побагровела Бермудская. - Потише ты, не забывайся, романист!

- Будь ты проклята, стерва! - бросил ей с порога Нарышкин, хлопнул дверью и ушел.

Оскорбленная, оплеванная Ольга Александровна кусала пальцы от досады и рыдала, меряя шагами комнату. "Ты меня ещё попомнишь...", - шипела она. А потом вызвала такси и поехала прямо в аэропорт. Взяла билет в Сочи, и через несколько часов была уже в объятиях шестидесятилетнего Егора Степановича.

- Я так соскучилась по тебе, Егорушка, - шептала она, преодолевая жуткое отвращение от объятий мужа, от омерзительного запаха из его рта, от его корявых заскорузлых пальцев. Ей было так гнусно, что она даже зарыдала.

- Ты что? - удивлялся генерал.

- Это я от радости, от радости..., - говорила она, а сама ломала пальцы и прокручивала в голове планы мести наглому Нарышкину. "А Витенька, однако, молодец... Хорошие порошочки готовит... Какой потрясающий эффект... Пригодятся еще..."

Через два дня она улетела в Москву, а потом в Штаты. А по возвращении оттуда сдала в правление Союза писателей разгромную рецензию на романы Нарышкина, вложив туда всю свою ненависть к нему. "Яркий пример буржуазной бульварщины", "недостойные критики порнографические упражнения", "антисоветская, человеконенавистническая зараза", - так она характеризовала творчество своего заклятого врага. Именно таким он стал после той бурно проведенной ночи.

А потом... Было и "потом"... Интереснейшее было "потом"...