Сергей Рокотов - Слепая кара

Потом Вера Александровна рассказывала Любе, какие вопросы Наташа задавала ей. Она спрашивала, когда папа вернется. "Папа умер, Наташенька, отвечала плача Вера Александровна. - Он уже не вернется".

"Ну, а потом, когда я опять буду совсем маленькой, вот такой?" говорила девочка, и соседка, уже не в силах отвечать, рыдала в голос. "Он вернется, вернется, - утешала она ее. - Его душа к нам прилетит и будет всегда с нами. Только ты его не забывай, никогда не забывай". - "Конечно, вернется, - говорила Наташа, уже задумчиво и с сомнением в голосе. - Только очень нескоро..."

На кой черт Люба вышла за Николая?! Зачем она сделала это? Это же был изверг, нечисть... Как она его боялась! Только теперь она понимает, до какой же степени она его боялась! И Наташа его боялась" жутко-, до помрачения рассудка. И он все сделал по-своему, все... Жил здесь, жрал, пил, имел двух женщин, и мать, и дочь... Туда ему и дорога, окаянному псу... Только все же, кто его убил? Что такое скрывает Вера Александровна? И почему этот постреленок обязательно появляется тогда, когда не надо?

Толик деловито наливал разогретый суп себе в тарелку, резал огромными ломтями колбасу, потом прямо из салатницы стал поедать вчерашний салат. Люба глядела на него и, видя знакомые фомичевские черты, чувствовала отвращение к сыну. "Грех это, - подумала она. - Он-то в чем виноват?" И сказала вслух:

- Кушай, сынок, кушай, там со вчерашнего немало чего осталось, сам бери что надо, я устала что-то, чувствую себя плохо.

- А чо устала-то? - пробасил Толик. - На работу не ходишь, дома сидишь. Чо те уставать?

Люба внимательно поглядела на него и промолчала.

Ей не хотелось вступать с ним в пустую перебранку, тем более что переспорить его было невозможно. Ей надо было, чтобы он наелся и ушел гулять. А ей бы удалось переговорить все-таки с Верой Александровной.

Трапезничал Толик долго. Наевшись до отвала, он налил себе огромный бокал фруктовой воды, оставшейся от вчерашнего застолья, выпил его залпом, потом громогласно рыгнул и заявил, что идет гулять.

Он думал, мать не отпустит его за сегодняшнюю выходку, но ошибся.

- Иди, иди, сынок, накушался, иди, гуляй, дыши воздухом, - спроваживала его Люба. - Чего тебе тут сидеть, в духоте? Иди, иди...

Толик удивленно поглядел на нее, пожал плечами и отправился на прогулку.

Люба кинулась в комнату к Вере Александровне.

- Вера Александровна! - Люба буквально ворвалась в комнату соседки. Ну, наконец-то нам дадут поговорить! Времени-то сколько? Ух ты! Уж пятый час!

Ну надо же, как время летит! Ну и денек сегодня!

Вера Александровна еще раз внимательно поглядела на Любу.

- Погодите немного, - тихо сказала она. - Я очень пить хочу, сейчас принесу чайник, он вскипел, наверное.

Она вышла и тут же вернулась, неся старенький зеленый чайник.

- Вам налить? - спросила она Любу.

- Да какой там чай? Пейте сами. Вера Александровна, и говорите, что вы там хотели сказать. Не томите душу!

Вера Александровна долго наливала себе чай, вытаскивала из старого буфета вазочку с вишневым вареньем, клала это варенье себе в розеточку.

- А нужно ли вам это? - снова задала она свой странный вопрос, садясь за стол. - Не всякая правда греет душу, Люба. Иной раз лучше не знать правду.

- Может быть, и так, - резко оборвала ее Люба - Но мне нужно знать правду. Раз уж начали, договаривайте.

- Вы вот утром меня не захотели выслушать. А я чуть было следователю не рассказала того, чего не нужно. Он мне начал говорить про ответственность за дачу ложных показаний, за укрывательство. Я чуть было и не сказала лишнего. И это было бы на вашей совести, Люба. Не надо было вам так рваться в школу, ничего - там дело житейское, и без вас бы разобрались.

Но потом... - она задумалась. - Вспомнила я вашего Николая, царство ему небесное, и Сашеньку тоже вспомнила, какой был хороший человек, веселый, добрый, умный, и передумала рассказывать.

- Что?! Что рассказывать? - закричала Люба, чувствуя ужас от ее иезуитской неторопливости.

- То, что я видела своими глазами девятого апреля.

- А что вы видели? Что?!

- Вы уверены, что хотите знать правду?

- Да черт бы вас побрал с вашими вопросами, извините, конечно! Говорите, что видели, вы меня замучили, совесть поимейте!

- Ладно, скажу. Тяжело мне это вам говорить, Люба, поверьте мне. Но и нести все это в себе я тоже не могу. Ведь, кроме меня, никто ничего не видел.

- Говорите же!

- Скажу, скажу, - пришептывала Вера Александровна. Она отхлебывала чай из большой белой чашки, ела с ложечки вишневое варенье и странно поглядывала на Любу. У той появилось дикое желание броситься на старушку и трясти ее, пока не расскажет правду.