Светлана Алешина - Изящный стиль работы

Поэтому Старцев, чтобы вполне вписаться в образ желаемого супруга, был обязан стать разумным, и мольбы о встрече он прекратил.

Разговор был закончен, бритье тоже…

За окном кончился дождь, и Старцев, глядя, как первые лучики солнца начинают сражаться с серостью неба, пробормотал:

— Ну и дура…

В принципе, все к лучшему, подумал он. По крайней мере пока я свободен и день принадлежит мне… Только мне.

Он быстро оделся, и спустя пятнадцать минут от дома на улице Южная, где проживал господин Старцев Д. В., тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения, отъехала «БМВ», официально закрепленная за означенным господином, навстречу развлечениям запланированным и случайным и навстречу началу некоторых весьма странных событий в жизни этого самого Дмитрия Васильевича Старцева.

Все покупки были сделаны. Пакет с надписью «Хольстен» — лучшее пиво» раздулся как воздушный шар, и тащить его было тяжеловато. Кроме того, Катя опасалась, что проклятые ручки треснут от этой неимоверной тяжести, и тогда все окажется на земле.

Поэтому она дотащилась до скамейки, придерживая пакет обеими руками за дно, и села.

— Уф, — выдохнула она, достав сигареты. — Кажется, можно передохнуть…

Дома Катю ждала мать, при которой роскошь курения была недозволенной — вовсе не потому, что мать придерживалась церберской политики, а просто Катя сама не хотела доставлять матери неприятные минуты. Уж чего-чего, а этих минут у матери в жизни и так было предостаточно…

— Вот если бы я смогла вернуть Алешку, — вздохнула Катя, и сразу же, стоило заветной мысли вырваться на свободу, она подавила ее усилием воли — Катя не имела права раскисать.

Она прекрасно знала, что одно послабление — и обида на жизнь ворвется в душу, а тогда…

Тогда появится уныние, или, как это теперь называется, депрессия, поскольку некому им помочь.

Алешкина глупость сломала жизнь им всем, начиная с него самого и кончая Катей. Потому что теперь все обрушилось на ее плечи, рискуя раздавить ее, но Катя не из тех, кто позволит себя раздавить.

— Нет уж, — пробормотала она, рассматривая мчащиеся мимо нее машины. — Я вам не Лешенька. Меня вы голыми руками не возьмете…

Серые тучи уступили место солнышку, Катя отдохнула, и надо было продолжать путь с пакетом, наполненным всяческой снедью, — мама будет рада. На маминых губах, быть может, появится слабое подобие улыбки — спустя восемь лет она иногда пытается улыбнуться, но Катя сейчас не будет думать о том, что случилось восемь лет назад…

Лучше уж я подумаю о том, что сегодня я принадлежу наконец-то себе, рассудила Катя. Сегодня же выходной, и я вроде как на свободе… В руках у меня — беззаботное существование, хотя я никогда в жизни не пила этот их «Хольстен». А интересно, я когда-нибудь смогу его попробовать?

Пока это было совершенно нереально…

Тех денег, какие Катя зарабатывала, хватало только на недельный запас продуктов. И все-таки — когда-нибудь это кончится. В это Катя верила. Плохое должно когда-нибудь кончиться.

Она поднялась, взяла свой пакет и застыла.

Пакет снова опустился на скамейку — даже в момент потрясения Катя помнила, что именно на ней лежит ответственность за мать, за дом, за все на свете…

«БМВ» самодовольно катила по дороге. А за рулем…

— Черт, — вырвалось у Кати.

Это лицо она запомнила на всю жизнь. Да, он изменился. Теперь он стал толстым, и у него появились залысины.

Но ошибиться она не могла. Она восемь лет ненавидела этого человека — восемь лет видела перед глазами, засыпая, самодовольную ухмылку, слышала слова «все путем», когда…

«Об этом лучше не вспоминать», — строго сказала она себе по привычке, но сейчас мимо нее катило живое напоминание, и более того — оно нагло усмехнулось ей и подмигнуло. Катя глубоко вздохнула, провожая взглядом машину, запоминая номер по какому-то наитию, потому что это было слишком несправедливо, чтобы Катя могла и на этот раз справиться с собой.

Она так и стояла некоторое время, глядя вслед машине, а потом пришла в себя, подхватила со скамейки свой огромный пакет и, резко развернувшись, пошла домой, где ее ждала мать, так и не оправившаяся после потрясения восьмилетней давности.

Сделав несколько шагов, она вдруг снова остановилась и посмотрела туда, где только что исчезло мрачное воспоминание.

— Но я же не могу так этого оставить, — пробормотала она.

«А что ты можешь изменить? — издевательски прошептал ее внутренний голос. — Если ничего нельзя было сделать тогда, что ты можешь исправить сейчас, глупая девочка?»