Светлана Алешина - Одного поля ягодки (сборник)

— Что? — переспросила я.

— Хорошо, — сказал Пенс.

— «И долго эхо вслед ему молчало», — вздохнула я и обиженно надулась. Покурила, чтобы не показать виду, до какой же степени я обиделась. И после этого поднялась.

— Ты куда? — спросил мой молчаливый до безобразия рыцарь.

— Дел по горло, — соврала я. — Мне пора домой.

— Я зайду попозже, — обрадовал он меня.

— Я спать хочу, — снова наврала я. — Поэтому сейчас дела переделаю и лягу спать. До завтра!

И прежде чем он успел отреагировать, я вышла из его «мотоубежища» и отправилась домой.

Вернее, поплелась, поскольку шла я медленно, пережевывая старательно свою обиду на все окружающее человечество, так некстати оставившее меня в одиночестве.

Дома было пусто и тоскливо. Впрочем, мне-то что жаловаться? Вот несчастный Пафнутий торчит в клетке сутки напролет, вот ему скучно…

— Так ведь, Пафни, мой маленький дружок? — спросила я попугая. Мне даже показалось — он вздохнул.

Я повесила перед ним красное сердечко и спросила:

— Ну и как? Нравится?

Пафнутий восторженно вытаращился на это яркое чудо и заходил вокруг с бормотанием: «Мило, мило…»

— Только мы с тобой понимаем красоту, Пафни, — вздохнула я. — Действительно, мило. Скоро к нам с тобой заявится Санта-Клаус с целой упаковкой кока-колы, и в наших сердцах поселится огромная детская радость.

Пока же радости у нас не было.

Я включила «бормоталку», то бишь приемник, и улеглась с книжкой в руках на кровать. «Огромное количество женщин именно так и проводит целые дни, — подумала я. — И не морщатся от неудовольствия…»

— Правда, у них от этакой скукотищи начинаются разные депрессии, — сказала я Пафнутию. — Некоторые из них и книжки не читают. Лежат себе перед теликом и всяких «Пакит» с «Селестами» наблюдают. Если честно, я бы и вовсе от такой жизни с рассудком простилась.

За окном продолжала развлекать прохожих метель. Кстати, определенный кайф мне все-таки поймать удалось. Там такие завывания, будто на улицу вылезли все на свете оборотни и вурдалаки, а я ничего себе устроилась — лежу теплым пледом закутанная и читаю. И до завтрашнего рабочего дня у меня — целая ночь. И, в конце концов, если мне станет скучно, я ведь могу позвонить своей новой знакомой Кате.

Может быть, она меня сможет отвлечь от печальных мыслей?

Вот — Катя мне расскажет о своей экзотической работе, а я ее утешу стихами Вийона. В конце концов, ей должны понравиться «Жалобы прекрасной оружейницы»!

Веки мои стали тяжелыми, и я закрыла глаза. Спать мне не хотелось — слишком блаженно я чувствовала себя под пледом с томиком Вийона, а сон означал приближение утра, и снова — работа, работа, работа!

И тем не менее сну удалось меня победить. Очень скоро я плыла в воздушном пространстве, на каком-то очаровательном, мягком и тепленьком облаке, неизвестно куда.

И неизвестно зачем…

Утро выдалось мрачным и тоскливым. Может быть, поэтому у меня и настроение сразу стало плохим? Кофе не помог — высыпав из банки остатки, я стала еще грустнее.

— От этакой тоски куда угодно сбежишь, — поделилась я с Пафнутием. — Даже на работу… Там и то веселее.

Пафнутий был занят своими колокольчиками, да и вообще он уже привык к одиночеству. Бедняга!

Я вздохнула.

Все привыкают к одиночеству. Даже попугаи. Люди тоже к нему привыкают. В один прекрасный момент Александра Сергеевна вот так проснется в серое и хмурое утро, и ни-ку-да ей не захочется. Нет вокруг человечества — и не надо! Переживем-с!

Однако работа ждала, и я, собравшись с силами, оделась и вышла навстречу непогоде и гололеду.

Втиснувшись в автобус, для чего мне пришлось изрядно потрудиться — народу, как всегда в сей ранний час, было много, — я поспала еще немного с открытыми глазами и через полчаса уже поднималась по лестнице куда более оптимистично настроенная, нежели раньше.

Лариков, уже знакомый с некоторыми особенностями моего утреннего настроения, варил на кухне крепкий кофе, и я остановилась на пороге, с наслаждением втягивая носом воздух, насыщенный восхитительным ароматом, от которого моя голова окончательно проснулась.

— Привет, — сказал Лариков, появляясь на пороге кухни с джезвой в руках. — Тебе звонила какая-то дама. Просила ей позвонить. У нее, кажется, возникли проблемы, но мне она ничего говорить не захотела. У тебя уже собственные клиенты?