Сергей Рокотов - Тайны подмосковных лесов

о н и. Он постоянно глядит то в боковое зеркало, то в зеркало заднего вида. Их машина набирает скорость. Нет, скорее надо проехать роковой мост. Проехать его раньше них. Они приближаются. А дорога скользкая. Надо тормозить, а он все сильнее нажимает на педаль акселератора, хочется скорее, скорее, домой...

Но вот... Уже мост... Узкая скользкая дорога... И "Жигуленок" догоняет их и подрезает их "Волгу"... Вот они рядом, слева... На правом переднем сидении человек... Аркадий повернул голову и разглядел его лицо. Он в темных очках. Но вот он их снимает, он широко улыбается Аркадию... Как ужасна его улыбка... И Аркадий узнал его! Это... это же... Господи! Быть того не может! Господи! Он сильнее нажал на педаль акселератора.

- Не гони так, Аркадий, осторожней, смотри, что они делают! - Это были последние слова Маши.

- Маша, Маша, ты что, не видишь, кто это?! Смотри!!! - крикнул ей Аркадий, отрывая правую руку от руля и указывая пальцем на сидевшего в машине и глядевшего на них с омерзительной улыбкой. Маша не понимала, что так испугало Аркадия, она лишь видела, что "Жигуленок" подрезает их машину, что Аркадий уже не может справиться с управлением. Машина не слушалась его, он яростно крутил баранку, резко тормозить было нельзя, машину бы закрутило на льду. Аркадий пытался обогнать "Жигули" и прорваться-таки через роковой мост, но... машина пробила парапет в том самом месте, где девятнадцать лет назад была дыра и полетела вниз с моста сгустком металла и живых ещё тел, предсмертного ужаса, крика и отчаяния...

А бежевый "Жигуленок", даже не дотронувшись до "Волги", поехал дальше.

- Все! Готов! - произнес водитель, встряхнув седыми кудрями.

- И все же жаль, что Маша поехала с ним, - ответил второй, плотный, лысоватый, в темно-синей спортивной куртке. - Надо было это предполагать...

КНИГА ВТОРАЯ

П Р И З Р А К И

1.

На окраине подмосковного поселка стоял маленький покривившийся домишка с осевшим фундаментом и облезшей краской. Когда-то давно домишка этот был выкрашен в голубой, почти васильковый цвет и стоял веселенький и новенький, радуя глаз прохожим. Теперь же, по прошествии многих лет, трудно было вообще понять, какого же он был цвета. Крыша прохудилась, ступеньки на крыльце почти совершенно сгнили, и хозяину, видимо, приходилось тратить немало усилий, чтобы попасть к себе домой, карабкаясь по осклизлым ступеням, рискуя сломать себе ногу, хватаясь за столь же гнилые перила. Вокруг дома росли огромные люпинусы и ещё более огромные белые зонтики, своими масштабами производившие впечатление растительности в радиоактивной зоне. Но никакой радиации вокруг не было - это было блаженное Подмосковье, рядом находились ведомственные элитные благополучные поселки, совсем близко шумела вступившая в свободный рынок Москва, вокруг кипела и бурлила жизнь. И только тут, в этом маленьком покривившемся домишке жизнь словно замерла. Однако, и это было не совсем так. Вечером каждый проходящий мог увидеть, как в облезлом домике зажигается лампочка Ильича, а днем при желании лицезреть, как из облезлой собачьей конуры высовывается унылая морда так же облезлой огромной собаки. Собака эта почти все время спала, а, просыпаясь, начинала яростно лаять на прохожих и рваться с цепи. Облаяв нескольких прохожих, собака успокаивалась и опять надолго засыпала. Но если кому-нибудь пришло бы в голову зайти в халупу, то ему бы не поздоровилось собака была посажена так, что вполне могла бы достать своими зубами и когтями незваного гостя. Правда, никому не приходило в голову наведаться с худой или с доброй целью в это убогое жилище. И поэтому собаке только и оставалось, как спать целый день и развлекать себя тем, что облаивать редких прохожих...

Домишка этот производил унылое впечатление даже в хорошую ясную погоду, контрастируя с веселенькими домиками из бруса и кирпича, выраставшими как грибы на участках удачливых сограждан, поимевших шальные деньги в эпоху всеобщего разворовывания разваливающейся страны. Но какое же ужасное впечатление производил он осенью, когда и добротные коттеджики не шибко-то благополучно выглядят среди унылой российской действительности, так располагающей к вселенской хандре. А этот же... просто сердце замирало от грусти и тревоги, когда некто останавливался поглядеть на это чудо природы, в котором, как ни странно, происходила какая-то непонятная никому жизнь.

Если бы кто-нибудь рискнул прорваться через персональную цепь злобной несчастной собаки, скулившей сквозь сон во дворе от голода и холода, и пролезть по гнилым ступенькам в закопченную дверь, он бы попал сначала на так называемую терраску, которая со временем стала грязным складом для хранения пустой посуды, вонючих тряпок и прочей дряни, которая по расхожему мнению должна была когда-нибудь "пригодиться", а также некоторого запаса репчатого лука, морквы и картохи. Жрать-то владелец апартаментов тоже должен был что-нибудь. Вдыхая миазмы "терраски", незваный гость прошел бы и в само бунгало, и если бы не свалился в обморок от затхлого, въевшегося в стены, запаха перегара, то, протянув руку к выключателю, зажег бы одинокую "лампочку Ильича, свисавшую как сопля, почти до самой середины комнаты. И под свет этой лампочки увидел бы безрадостную картину хаоса и запустения. Кислый запах несвежего белья смешивался с запахом сигарет "Прима" и вонючей водки, находившейся на дне заветной бутылки, стоявшей на неком подобии стола. На маленькой тумбочке, однако, стоял телевизор "Рекорд", чудо техники шестидесятых годов, времени "оттепели" и всеобщего возбуждения. И если бы вошедший повернул ручку включателя, то телевизор бы к его вящему удивлению, заработал бы и поведал о чудесах рыночной экономики, якобы внедряемой в нашу застойную жизнь. Так переплеталась связь времен в этом убогом жилище.