Светлана Алешина: Когда зацветет папоротник

Я достала из сумочки карточку и положила на стол перед Барулиным. Он мельком посмотрел на наклеенную на ней фотографию и, кивнув головой, подвинул карточку опять мне.

— Спасибо, это мне не нужно, — сказал он. — К убийству ваш Роман Тихонов, к счастью, отношения не имеет. Но последние дни именно он работал с убитым, и, естественно, я надеялся, что он хоть как-то прояснит картину.

Капитан вздохнул.

— Но он ничего существенного нам не сказал. Можете его забирать. Извините, что пришлось вас побеспокоить.

— А кто убит? — спросила я.

— Только прошу вас, без всяких домыслов, — капитан поднял на меня глаза. — Только известные вам факты. Я имею в виду, если будете об этом писать.

Я хотела уже возмутиться, но капитан понял сам, что сказал лишнее, и тут же поправился:

— Впрочем, боюсь, мои опасения напрасны. Вашу газету я знаю, вы никогда этим не грешите. Так вот, убит художник Константин Дмитриевич Фомин. В двух шагах от музея, в сквере…

— Но при чем здесь Рома? — перебила я его. — Почему вы его задержали?

— Ни при чем, — вздохнул капитан. — А задержали мы не одного его, а всех, кто оказался около места убийства без документов.

— Так что же там произошло? — спросила я. — Нашли убийцу?

Капитан посмотрел на меня устало.

— Скорее всего случайная пьяная драка, — сказал он. — Рядом с убитым лежала пустая бутылка вина «Анапа», объемом ноль-семь литра.

«Понятно, — подумала я. — Не нашли и теперь уже не найдут никогда».

— Не смею вас больше задерживать, — сказал мне капитан и встал. — Не забудьте захватить с собой своего внештатного корреспондента. И посоветуйте ему всегда носить с собой хотя бы редакционное удостоверение.

Ромка ждал меня в том же зале, где слонялись два милиционера. Он сидел на стуле петровских времен и смотрел в одну точку на полу.

— Пошли, — сказала я ему. — Домой сегодня не пойдешь. Нечего там в одиночку куковать. У меня или у Сергея Ивановича переночуешь.

— Лучше у тебя, — буркнул Ромка. — Кряжимский — зануда!

— Не хами, — сказала я. — Он не зануда, а старый холостяк… К матери завтра пойдешь, не рассказывай ничего, незачем ее волновать.

— Сам знаю! — ответил Ромка.

— Роман! — сказала я. — Я ведь обижусь — тебе же хуже будет. Начнешь ко мне подлизываться.

— Да что вы все — «Роман! Роман!», — выкрикнул Ромка. — Почему он мне не поверил?! Зачем он тебя вызвал? Я назвал ему свое имя! Я же не соврал!

— А почему он должен был тебе верить? — возразила я. — И вообще, Ромка! Перестань себя вести как капризный ребенок! А то пойдешь ночевать к Кряжимскому… И будешь весь вечер слушать его поучения и наставления, а всю ночь — его храп.

Ромка был самым младшим членом нашего небольшого коллектива, и все мы считали своим долгом шефствовать над ним.

Самый старый из наших мужчин и самый опытный из журналистов, Сергей Иванович Кряжимский, постоянно нагружал его всевозможной информацией, которой он был просто переполнен, и без устали внушал ему одну и ту же, самую главную, как ему казалось, мысль — «Информация — превыше всего! Кто владеет информацией, тот владеет ситуацией!».

Виктор, молчаливый, лаконичный и спокойный, обучал его искусству делать отличные снимки в любое время суток и при любой погоде, а также чувствительно избивал его иногда, демонстрируя по просьбе Ромки боевые приемы всевозможных восточных единоборств.

Моя секретарша и подруга Марина пыталась привить Ромке любовь к литературе вообще и к своему любимому Гете — в частности.

Я… С Ромкой я пережила один из самых, пожалуй, острых моментов моей душевной биографии. Познакомившись с ним случайно при расследовании одного дела, я привязалась к этому юноше, почувствовав, что хочу именно такого сына, как он. К счастью, я быстро поняла, что мне не следует привязываться к нему слишком сильно, хотя бы потому, что у него есть родная мать. И с тех пор старалась держать его на средней дистанции, уменьшение ее не принесло бы ничего хорошего ни мне, ни ему.

Но в процессе его воспитания я делала, по-моему, наиболее ответственную и тонкую работу — учила его быть самостоятельным, воспитывать в себе мужчину, избавляться от зависимости от матери.

Этим мы занимались изо дня в день, не особенно замечая, как Ромка растет и взрослеет. А уж когда его мать попала в больницу с микроинфарктом, мы совсем набросились на Рому и просто затерроризировали его своими поучениями и советами. Он как мог от нас отбивался, даже в редакции стал появляться реже с тех пор, как мать в больницу отвез. Пропадал в музее целыми днями.