9.
... Только к середине дня Михаил Лычкин немного пришел в себя. Но даже тогда при воспоминании о битой машине, его охватывал приступ злобы, и он снова прикладывался к рюмке французского коньяка, а выпив рюмку, закуривал очередную, неизвестно какую по счету, сигарету.
Приехав в казино, он позвонил на московскую квартиру Ларисе и дрожащим от гнева голосом доложил, какую промашку допустил Гена. Та стала утешать Михаила.
- Ну не расстраивайся из-за такой ерунды, Мишенька, - щебетала она. Подумаешь, машину помяли, ну, сделают же, обещали, значит, сделают... Ты у меня такой крутой, такими денежками ворочаешь, а расстраиваешься из-за царапины на машине.
- Да не царапина это, а сильная отвратительная вмятина! - крикнул он.
- Да ты знаешь, сколько людей каждый день гибнут на дорогах? А ты у меня жив и здоров, только расстраиваешь себе нервную систему, - засмеялась Лариса. В последнее время настроение её стало снова прекрасным и безмятежным. Уже года как полтора Гнедой совершенно охладел к ней и перестал к ней приставать, делал вид, что между ними абсолютно ничего не было. И они уже не были в том двойственном унизительном состоянии, в котором были тогда, когда он воспылал к ней и придумывал различные мерзкие забавы для своей утехи. Они с Михаилом мужественно выдержали унижения, остались и при выгодной кормушке и друг при друге. А такое удавалось далеко не всем, имевшим удовольствие общаться с Гнедым.
- Ты сегодня приедешь на московскую квартиру? - спросила она Михаила.
- Приеду, разумеется, я теперь безлошадный, на дачу не на чем переться, - горько констатировал он. - И зачем мне вообще шофер? Я вожу машину гораздо лучше этого мудака Гены. Придумал же шеф такое мучение...
- Вот и хорошо, что приедешь... Я тебе такую вкуснятину приготовлю, пальчики оближешь, - пообещала Лариса. - Целую...
Михаил пригласил к себе в кабинет Игоря Глотова, который теперь работал у него в казино главным администратором. Дав необходимые указания, он налил ему рюмку коньяка.
- Давай, Игоряха, за все хорошее! - провозгласил он, поднимая свою рюмку.
Так они просидели часа два. И тут произошло нечто неожиданное...
За дверью кабинета послышались страшный грохот и брань, затем дверь резко распахнулась, и в кабинет ворвался взмыленный Живоглот в короткой черной кожанке, крутящий на пальце брелок с ключами от машины. За его спиной торчали бритые головы братков. Их было не меньше десяти человек.
Живоглот остановился на пороге и внимательно поглядел на Лычкина. Тот слегка приподнялся на своем стуле и, ничего не понимая, глядел на ворвавшихся, Такими же удивленными глазами глядел на них и Игорь.
- Кайфуете? - тяжело дыша, спросил Живоглот.
- Да...Вот..., - промямлил Михаил, не понимая зверского выражения его бесцветных глаз. - Коньяк пьем... Присоединяйтесь...
- За упокой пьете, - на тонких губах Живоглота заиграла мерзкая улыбочка.
- За чей упокой? - не понимал ничего Михаил.
- Лоха из меня держишь? - прошипел Живоглот. - А ну, вставай, управляющий казино, поедешь с нами!
Михаил встал, поднялся со стула и Игорь.
- Да что случилось, братан? - недоумевал Игорь.
- Разберемся, - цедил Живоглот. - Разберемся по большому счету, с пристрастием, до самой подноготной... Не место здесь базарить, уши кругом. Пошел в машину, Мишель!
Двое братков схватили под руки Лычкина и быстро повели его к выходу. Подчиненные Михаила с удивлением глядели на то, что творят с их управляющим. Но они прекрасно знали Живоглота и понимали, что раз так обращаются с Лычкиным, значит, его дело плохо.
Михаила вывели на улицу, подтолкнули к белому БМВ Живоглота и втолкнули на заднее сидение. Братки сели с двух сторон от него, а Живоглот уселся рядом с водителем. Он всегда ездил на этом месте.
Остальные тоже расселись по машинам, и кавалькада поехала на квартиру к Живоглоту.
Ехать было недалеко, казино находилось в Крылатском, там же в двух кварталах от казино жил и Живоглот. Он уже построил себе коттедж на Боровском шоссе, поселил туда свою здоровеющую с каждым годом кубышку-мать, а сам бывал там редко, только по выходным, да и то не каждый раз. Отчего-то он плохо чувствовал себя на природе, ему больше нравилось смотреть на мир с девятого этажа своей квартиры в Крылатском.
Пугая соседей, проклинающих тот день и час, когда Николай Андреевич Глотов вселился в их дом, орава проследовала в подъезд, а затем и в квартиру на девятом этаже кирпичного дома улучшенной планировки. Михаил шел как бы в круге, бледный, ничего не понимающий, дрожащий от страха. Он понимал, что просто так таких вещей не бывает, что произошло что-то ужасное, в чем обвиняют именно его. А что бывает в подобных случаях с проштрафившимися братками, он прекрасно был осведомлен от своего старшего товарища Гнедого. Только вот в чем его обвиняют, понять никак не мог, терялся в догадках, напрягал память.
Читать дальше