Энн Перри: Натюрморт из Кардингтон-кресент

Причина ее подавленного настроения заключалась в следующем: вот уже несколько дней ее муж Джордж даже не пытался скрыть тот факт, что ему куда приятнее проводить время в обществе не ее, Эмили, своей законной супруги, а Сибиллы Марч. Нет, Джордж был неизменно учтив, но учтивость эта была неискренней, механической и потому хуже любой грубости. Грубость хотя бы означала, что он помнит о ней, а не воспринимает как некий смутный, неясный предмет на периферии зрения. Лишь общество Сибиллы возвращало улыбку на его лицо, именно за ней он неотрывно следил взглядом, именно ее слова пробуждали его внимание, именно ее остроумие вызывало у него улыбку.

Вот и сейчас ее муж сидел позади нее. На взгляд Эмили, наряд Сибиллы являл собой олицетворение дурного вкуса: в огненно-красном платье, резко контрастировавшем с ее белой кожей, темными глазами и пышными волосами, Сибилла напоминала чересчур пышный цветок. Несмотря на боль и абсурд ситуации, в которой она оказалась, Эмили время от времени искоса поглядывала на мужа. От нее не скрылось, что Джордж почти не смотрит на сцену. Переживания героя его нисколько не трогали, так же как и обаятельный флирт героини. В равной степени его не интересовали ни королева фей, ни сама Иоланта. Он не улыбался, лишь еле заметно постукивал пальцами в такт музыке, которая наверняка растрогала бы любого. На короткое мгновение его внимание привлекло танцевальное трио, в котором Лорд-канцлер дурашливо вскидывал вверх ноги.

В душе у Эмили постепенно нарастали страх и отчаяние. Вокруг нее царило буйство красок, веселье, музыка, улыбки на лицах тех, кто сидел вместе с ней в ложе: Джордж улыбался Сибилле, дядя Юстас Марч улыбался самому себе, муж Сибиллы Уильям — происходящему на сцене. Его младшая сестра Тэсси, которой было всего девятнадцать, худенькая, как их мать, с пышными золотистыми волосами цвета солнца на абрикосах, улыбалась главному тенору. Даже ее бабушка, старая миссис Марч, несмотря на всю свою нелюбовь к фривольным развлечениям, скривила уголки поджатых губ. А вот Веспасия, бабушка Тэсси по линии матери, напротив, была в восторге от спектакля. Леди Камминг-Гульд отличало изрядное чувство юмора, и ее давно перестало заботить, что о ней могут подумать окружающие.

Оставался лишь Джек Рэдли — единственный гость этого вечера, кто не был членом их семьи. В настоящее время он также гостил в Кардингтон-кресент. Джек был потрясающе хорош собой, имел прекрасные связи, но, к несчастью, не имел денег и завоевал сомнительную репутацию в том, что касалось женщин. Он, как и Эмили, не принадлежал к семейству Марчей, и уже этим был ей симпатичен независимо от его обходительности и остроумия. Было вполне очевидно, что мистера Рэдли пригласили, имея на него виды в отношении Тэсси, единственной из десяти дочерей семейства Марч, которая все еще оставалась незамужней. Цель этого гипотетического брака была не совсем ясна: Тэсси не проявляла к Джеку теплых чувств и явно ждала от жизни чего-то большего, чем он. Хотя его семейство и было связано родственными узами с сильными мира сего, сам он особых видов на будущее не имел.

Уильям как-то раз цинично заявил, что Юстас спит и видит одно: как бы скорее получить дворянское звание, а со временем и пэрство, что, по мнению самого Юстаса, подняло бы его семейство в глазах высшего общества до уровня безукоризненной аристократической респектабельности. Впрочем, это замечание было продиктовано скорее злорадством, нежели соответствовало истине. В отношениях между отцом и сыном чувствовалось напряжение. Время от времени оно давало о себе знать подобно острой занозе. В данный момент Уильям сидел позади кресла Эмили — единственный, кто был ей не виден. В антракте именно он, а не Джордж, принес ей вина. А все потому, что тот стоял в углу и смеялся какой-то шутке Сибиллы. Понимая тщетность попыток поддержать разговор, Эмили тем не менее заставила себя переброситься несколькими фразами с окружающими. Увы, слова ее как будто падали в раскаленное молчание. Лучше бы она их вообще не произносила! Наконец снова поднялся занавес, и Эмили могла снова притвориться, будто смотрит на сцену.

— Уму непостижимо, и где только мистер Гилберт берет такие смехотворные сюжеты! — проворчала старая миссис Марч, когда стихли последние аплодисменты. — Ведь в них нет абсолютно никакого смысла!

— В этом вся изюминка, — отозвалась Сибилла с мечтательной улыбкой.

Миссис Марч посмотрела на нее сквозь стекла пенсне с черной бархатной лентой.