Вот это-то старшинство и заговорило сейчас в Нерубайлове, когда он увидел, как несправедливо обстояло дело у его соседей. Хорь лежал, подставив солнцу голую крупную спину, а напарник его, обливаясь потом и страдая всем своим мальчишеским плаксиво-порочным лицом, один из последних сил названивал кувалдой по бурику. А Хорь, изредка поворачивая к нему голову, подстегивал мальчишку отборнейшей и искусной матерщиной. Старшинское сердце не вынесло этого зрелища, и, подхватив кисет, Нерубайлов, рослый, кривоногий, широкий в плечах и бедрах, емко зашагал по траве к соседям.
— Чего залег, ханыга? — спросил он, подходя и останавливаясь над Хорем.— Напарник трудовой пот льет, а ты бока прохлаждаешь?
Хорь поднял к нему морщинистое курносое лицо, коротко оглядел его и засмеялся.
— Вали к своему шурфу, портянка. Тут тебе нету дела!
Нерубайлов побагровел. Он заправил гимнастерку за ремень, сбил набок фуражку, подступил к Хорю вплотную и краем глаза увидел белое изумленное лицо мальчишки, бросившего от такого поворота дела работу, увидел, как медленно, с подчеркнутой неохотой поднимается Хорь, и солдатское его сердце зажглось счастливым предвкушением драки.
— Неймется, кореш? — спросил Хорь, с опасной улыбкой отряхивая штаны,— Неймется, говоришь?
Нож, почти неуловимым движением выхваченный из-за голенища, сверкнул в его руке, но сапог Нерубайлова пришелся ему в пах, и Хорь согнулся от невыносимой боли. Нерубайлов привычным движением выкрутил ему руку, перехватил выпавший нож и, распрямляясь, ахнул от звонкого удара по затылку. Он молча сел на землю и только через секунду начал опять соображать. Напротив него с земли поднимался Хорь. Над Нерубайловым с лопатой в руке стоял мальчиша — хоревский напарник. Лицо его было искажено злобной и трусливой гримасой, и, тараща глаза на Нерубайлова, он все оглядывался на Хоря, словно спрашивая, что делать дальше. Нерубайлов, вскочил, как на фронте. Нож был в правой руке. Мальчишка отпрыгнул. Справа медленно и опасно стал заходить Хорь.
Громко топая, подбежали несколько человек.
— Эй, брось лопату,— крикнул высокий Колесников. В руке его был бурик, и мальчишка бросил лопату.— А вы спрячьте нож! — приказал он Нерубайлову.
Тот посмотрел на него, потом на остальных. Здесь были Васька Чалдон, Седой и двое дружков Хоря. Они успели перешепнуться с тем и выжидали. Нерубайлов плюнул и бросил нож под ноги Хорю,
— Каторга! — сказал он с презрением.— На кого свою морковку поднял? Пока ты тут у людей добро крал, я фрицам кишки выпускал. Неужто думал, я тебя спужаюсь?
Хорь и двое его дружков, квадратный Лепехин а красавец Аметистов, глядели на него явно неодобрительно. Тогда он еще сказал:
— Чего зенки распялили, ворюги? Небось, думали, я таких, как вы, с первого пригляда не отличу. Я в сорок четвертом сам в роте пополнение с лагерей получал. Это вы геологу в глаза пылите, что честные работяги. Я блатного за километр чую. Так что помалкивайте в рукав, шантрапа.
Он повернулся и пошел к своему шурфу, довольный и собственной речью, и тем, что вслух высказал подозрение, которое ему уже давно приходило на ум, а остальные переглянулись, отвели глаза и тут же разошлись по канавам. Нерубайлов спрыгнул на дно шурфа и взялся за кайло. Он рубил и рубил землю, рывками ссыпал вниз куски дерна, а сам думал о происшедшем. Тридцать пять лет жизни не научили его осторожности. То есть он был осторожен, рассудителен, беспрекословно исполнял приказы, но только до той поры, пока не задевали его самолюбия, в противном случае он сразу лез в драку, как это и случилось только что.
Но на этот раз на душе у него было смутно. Это была не обычная драка. В армии вокруг были товарищи, здесь же не нашлось ни единого человека, с каким бы он, быстрый на знакомство и товарищество, мог свести дружбу. Недавняя драка представлялась ему по-другому. У Хоря были приятели, и один из них — Лепехин, угрюмый крепыш, с чуть вылезавшей из-под кепки челкой, был особенно грозен. Глист неприятен своей льстивостью и внезапной готовностью К наглости и всяким подлым выходкам. Красавец Аметистов тоже вечно крутился вокруг Лепехина и по первому его зову кидался выполнять любое поручение. Но самый опасный — Хорь. Когда его небольшие выцветшие глаза останавливались на чьем-нибудь лице, мало кто выдерживал силу этого темного и едкого взгляда. Его немногословному приказу обычно подчинялись даже посторонние люди.
Читать дальше