Роберт Пайк - Жертва. Путь к пыльной смерти. Дверь между…

— Харлоу? — Тараккиа поднял бровь, как будто слова Рори показались ему забавными, что весьма не понравилось Рори. — Брось, Рори! Ведь ты сам подслушал разговор Харлоу и Даннета во время их дружеской беседы тет-а-тет.

— Вот в том-то и дело! Я не подслушал их разговор! Я только слышал их голоса, а не то, что они говорили. А говорить они могли о чем угодно… Может быть, Харлоу угрожал Даннету… — Рори на мгновение умолк, оценивая это внезапно возникшее интригующее предположение, которое в следующее мгновение уже превратилось в уверенность. — Конечно, так оно и было! Харлоу угрожал Даннету, потому что Даннет выслеживал или шантажировал его!

— Рори, — ласково произнес Тараккиа, — право же, ты просто начитался этих ужасных комиксов. Даже если бы Даннет выслеживал и шантажировал Харлоу, — то какой ему смысл избивать его? Ведь Харлоу все равно останется в руках Даннета, не так ли? Он может по-прежнему, как ты говоришь, выслеживать и шантажировать. Боюсь, что ты чего-то не додумал, Рори.

Тот медленно произнес:

— Что ж, может быть, и додумаю. Даннет говорит, что его избили в узком переулке, что выходит на главную улицу. А вы знаете, что находится на другом конце этого переулка? Почтовое отделение! Даннет шел на почту, чтобы отправить какие-нибудь свидетельства против Харлоу? Может быть, он подумал, что их опасно оставлять при себе? Вот Харлоу и постарался помешать ему попасть на почту.

Нойбауер взглянул на Тараккиа и снова перевел взгляд на Рори. Он уже не улыбался. Он спросил:

— Какие свидетельства, Рори?

— Откуда я знаю? — Рори не мог сдержать раздражения. — Я и так уже достаточно поломал голову. Теперь ваш черед поразмыслить об этом.

— Может быть, если уж на то пошло. — Тараккиа, как и Нойбауер, принял глубокомысленный и серьезный вид. — Кстати, тебе лучше нигде об этом не болтать, парень. Не говоря уже о том, что у нас нет ни малейших доказательств, на свете существует еще такая штука, как закон о клевете.

— Я уже сказал вам, что я — не дурак! — довольно язвительно произнес Рори. — Кроме того, неважный был бы у вас вид, если бы все узнали, что вы осмелились поднять хоть палец на Джонни Харлоу.

— Тоже верно, — ответил Тараккиа. — Плохая молва на крыльях летит. Вот идет мистер Мак-Элпайн.

На площадке лестницы действительно появился Мак-Элпайн. Его лицо, которое за два месяца сильно осунулось и еще больше покрылось морщинами, было угрюмым и в то же время гневным.

Он спросил:

— Это правда? Насчет Даннета?

— Боюсь, что да, — ответил Тараккиа. — Кто-то здорово его отделал. Один или несколько негодяев.

— О боже ты мой! Но за что?!

— Похоже, что с целью ограбления…

— Ограбление? Среди бела дня? Поистине цивилизация дает сладкие плоды! И когда это случилось?

— Да не более десяти минут назад. Когда он уходил, Вилли и я были в баре. Было ровно пять. Я как раз спросил время у бармена, потому что мне должны были звонить. И когда Даннет вернулся, мы все еще находились в баре, и я заметил время по своим часам, подумал, что это, возможно, поможет полиции. Было двенадцать минут шестого. Он не мог далеко уйти за это время.

— Где же он сейчас?

— У себя в номере.

— Почему же вы трое…

— Там врач. Он нас выставил.

— Ну меня-то он не выставит! — сказал Мак-Элпайн уверенным тоном.

Он оказался прав. Спустя минут пять первым в коридоре появился врач, а еще минут через пять из номера вышел и Мак-Элпайн. Глаза его метали молнии и в то же время выражали глубокое беспокойство. Он прошел прямо к себе.

Тараккиа, Нойбауер и Рори сидели за столиком у стены, когда в холле появился Харлоу. Если он их и видел, то не обратил на них никакого внимания и прошел через холл прямо к лестнице. Два или три раза он слабо улыбнулся в ответ на робкие приветствия и почтительные улыбки, но вообще лицо его сохраняло свойственное ему бесстрастное выражение.

— Согласитесь, что нашего Джонни не очень-то волнуют вопросы жизни, — заметил Нойбауер.

— Держу пари, что ему на все наплевать, — сказал Рори. — Его нельзя было обвинить в злословии, ибо он еще не овладел этим искусством, но он явно шел к этому. — Держу пари, что и вопросы смерти его не очень то волнуют. Даже если бы шла речь о его родной бабушке, он бы…

— Рори! — Тараккиа предостерегающе поднял руку. — Не давай слишком много воли своему воображению. Ассоциация гонщиков Гран-При — очень почетное учреждение. У нас, как говорится, хорошее общественное лицо, и мы не собираемся его портить. Конечно, мы рады, что ты — на нашей стороне, но несдержанный язык может только навредить всем, кто имеет к делу хоть какое-то отношение.