Роберт Пайк - Жертва. Путь к пыльной смерти. Дверь между…

Спустя две недели после гибели Джету в его родной Британии на глазах самых дружелюбных зрителей, явившихся все как один, чтобы вдохновить своего кумира на новые победы, Харлоу пережил позорную неудачу, чтобы не сказать унижение, сойдя с дистанции в первом же заезде. Все обошлось без травм, но его «коронадо» пришел в полную негодность, и теперь его оставалось только списать на металлолом. Поскольку лопнули обе передние шины, высказывалось предположение, что по меньшей мере одна лопнула еще на треке. Иначе чем объяснить, — говорили многие, — что его машина так неожиданно врезалась в дерево? Правда, мнение это не было всеобщим. Джейкобсон, как и следовало ожидать, высказал в узком кругу свою точку зрения. Он считал, что предлагаемое большинством объяснение — поистине образец милосердия. Теперь Джейкобсон уже довольно часто повторял свою излюбленную фразу: «водительский просчет».

Еще через две недели, на Больших гонках в Германии, пожалуй, одном из самых трудных состязаний, общепризнанным героем которых давно уже стал Харлоу, настроение уныния, нависшее подобно грозовой туче над заправочным пунктом фирмы «Коронадо», стало почти физически ощутимо, почти видимо глазу, казалось, его можно схватить руками и оттолкнуть в сторону — туча была совершенно недвижима. Гонки заканчивались, и последний автомобиль скрылся из виду, чтобы пройти завершающий круг перед тем, как отправиться на осмотр.

Мак-Элпайн с убитым видом посмотрел на Даннета. Тот опустил глаза, прикусил нижнюю губу и покачал головой. Мак-Элпайн отвел свой горький взгляд и задумался. Рядом, на складном парусиновом стульчике сидела Мери. Ее левая нога все еще была в гипсе, а к спинке стула были прислонены костыли. В одной руке она держала блокнот, в другой — хронометр и карандаш. Она грызла карандаш, и по ее лицу было видно, что она вот-вот расплачется. Позади нее стояли Джейкобсон, два его механика и Рори. Лицо Джейкобсона, если не считать его обычной саркастической усмешки, было бесстрастно. Лица механиков, рыжеволосых близнецов Рафферти, выражали, как и всегда, одинаковые чувства: на этот раз — смесь покорности и отчаяния. В лице Рори не было ничего, кроме холодного презрения.

— Одиннадцатое место из двенадцати! Ну и водитель! Ничего себе рекорд для нашего чемпиона мира!

Джейкобсон задумчиво посмотрел на него.

— Месяц назад он был вашим кумиром.

Рори покосился на сестру. Та все еще покусывала карандаш, плечи ее были опущены, и уже не было сомнения в том, что глаза ее полны слез.

Рори перевел взгляд на Джейкобсона и сказал:

— То было месяц назад.

Светло-зеленый «коронадо» подкатил к смотровым ямам, затормозил и остановился. Шум его мотора затих. Никола Тараккиа снял шлем, вынул большой шелковый платок и, обтерев свое картинно красивое лицо, начал стягивать с рук перчатки.

Он был явно доволен собой, и на это имелась веская причина: он пришел вторым, отстав от соперника всего на длину автомобиля лидера.

Мак-Элпайн подошел к нему — Тараккиа все еще сидел в машине — и похлопал его по спине.

— Великолепно, Никки! Ваш лучший результат, да еще на таком зверски трудном маршруте. Второе место третий раз из пяти. — Он улыбнулся. — Знаете, я начинаю думать, что мы еще сделаем из вас первоклассного гонщика.

Тараккиа расплылся в улыбке и вылез из кабины.

— Вы еще не то увидите! До сих пор Никола Тараккиа не старался по-настоящему, просто пытался улучшить ход тех машин, которые наш главный механик приводит в негодность в периоды между гонками. — Он улыбнулся Джейкобсону. Тот ответил ему усмешкой: несмотря на различие характеров и интересов, между этими людьми было что-то общее. — Теперь, когда дело дойдет до Больших гонок Гран-При в Австрии — через две недели, — пожалуй, придется вам раскошелиться на пару бутылок шампанского!

Мак-Элпайн снова улыбнулся, и было ясно, что, хотя улыбка давалась ему с трудом, виновником этого был не Тараккиа. За один короткий месяц Мак-Элпайн сильно потерял в весе, хотя и не производил впечатление человека худощавого, лицо его осунулось, морщины стали глубже, а в великолепной густой шевелюре появилось еще больше серебра. Трудно было предположить, что одно лишь падение его суперзвезды, даже такое внезапное и неожиданное, могло вызвать в нем столь драматическую перемену. Но предположить, что могла быть и другая причина, было также сложно.

Он сказал:

— Если не учитывать, что в этих гонках будет участвовать настоящий живой австриец, не правда ли? Я имею в виду Вилли Нойбауера. Вы, конечно, слышали о нем?