Роберт Пайк - Жертва. Путь к пыльной смерти. Дверь между…

— Божье деяние! — горькое удивление в его голосе было совершенно искренним. — О боже ты мой! Вы слышали, какое определение дали эти кретины судьи? Божье деяние! А я бы сказал — злодеяние!

— Ты неправ, мой мальчик, неправ. — Мак-Элпайн положил руку на плечо Тараккиа, но тот в раздражении стряхнул ее. — Если посмотреть только с внешней стороны, то можно говорить лишь о непреднамеренном убийстве. Но и эта формулировка слишком строга. Вы же сами знаете, как много водителей погибло во время гонок Гран-При за последние четыре года и только из-за того, что их машины теряли управление. — Он вздохнул.

— Теряли!.. Управление!.. — Не находя слов, что отнюдь не было ему свойственно, Тараккиа возвел глаза к небу, будто ожидая подсказки свыше. — О, боже ты мой, так ведь мы все видели на экране. Видели пять раз. Он снял ногу с педали и пошел наперерез Джету… — А вы говорите божье деяние! Ну, конечно, конечно, божье деяние! Но только потому, что за последнее время он взял одиннадцать призов чемпиона Гран-При, и потому, что в прошлом году он выиграл чемпионат и, похоже, выиграет в этом!

— Что вы имеете в виду?

— Как будто вы сами не знаете, что я имею в виду! Отлично знаете, черт бы вас побрал! Ведь если вы снимете его с дистанции, то спокойно можете снимать и всю команду! Если уж он так плох, то каковы, скажут, остальные? Мы-то знаем, что все это не так, но что скажет публика? Видит бог, и так уж многие люди, и притом чертовски влиятельные, ратуют за запрещение гонок Гран-При во всем мире, а многие страны просто ждут приличного повода, чтобы выйти из этого дела. А тут — убрать чемпиона! Как бы не так! Ведь это было бы для них отличной зацепкой… Нам нужны наши джонни харлоу, разве не так, Мак? Даже, если они убивают людей…

— А я-то думал, что он — ваш друг, Никки.

— Само собой, Мак! Само собой! Но ведь Джету тоже был моим другом!

На такую реплику нечего было возразить, и Мак-Элпайн промолчал. Тараккиа, видимо, уже высказал все, что хотел, и тоже умолк, вновь изобразив свою гримасу на лице.

Молча и без всяких происшествий, так как полицейский эскорт к тому времени значительно увеличился, все четверо дошли до пункта обслуживания. Ни на кого не глядя и не сказав никому ни слова, Харлоу устремился в павильончик за эстакадой. В свою очередь никто из присутствующих — а здесь были также Джейкобсон и двое его механиков — не попытался заговорить с ним или остановить его. Никто даже не обменялся с другими многозначительными взглядами — к чему подчеркивать то, что и так бросается в глаза? Джейкобсон просто сделал вид, что не видит Харлоу, и подошел к Мак-Элпайну. Главный механик, признанный мастер своего дела, был тощим, высоким, крепко сбитым мужчиной со смуглым, покрытым глубокими морщинами лицом, которое имело такое выражение, словно он уже давно не улыбался и не собирался делать исключения и на этот раз.

Он спросил:

— Харлоу, конечно, оправдали?

— Конечно?.. Я вас не понимаю.

— Ну вот! Неужели мне нужно объяснять, что, если осудить Харлоу, это значит отбросить автоспорт на десять лет назад? Кто же позволит такое? Ведь в гонки вложены миллионы! Что, разве не так, мистер Мак-Элпайн?

Ничего не ответив, Мак-Элпайн задумчиво посмотрел на Джейкобсона, потом бросил мимолетный взгляд на все еще не убравшего злобную гримасу Тараккиа и, наконец, отвернулся и подошел к искалеченному и покореженному огнем «коронадо» Харлоу. Машину уже успели поднять и поставить на колеса. Мак-Элпайн осмотрел ее не спеша, даже как-то задумчиво, постоял над водительским креслом и, повернув рулевое колесо, которое не оказало никакого сопротивления, выпрямился.

— Н-да, интересно! — протянул он.

Джейкобсон холодно взглянул на него. Его глаза, выражая неудовольствие, могли быть столь же грозными и страшными, как и злобная гримаса Тараккиа.

Он произнес:

— Эту машину готовил я, мистер Мак-Элпайн.

Мак-Элпайн лишь пожал плечами, последовала долгая минута молчания. Наконец он сказал:

— Знаю, Джейкобсон, знаю. Я знаю также, что никто не делает это лучше вас. Знаю и то, что вы здесь служите уже слишком давно, чтобы говорить чепуху. Такое может случиться с любой машиной. Сколько вам нужно времени?

— Вы хотите, чтобы я начал сейчас же?

— Вот именно.

— Четыре часа. — Джейкобсон говорил сухо: он был обижен и не скрывал этого. — От силы шесть.

Мак-Элпайн кивнул и, взяв Даннета под руку, хотел было уйти, но в последнее мгновение остановился. Тараккиа и Рори тихо разговаривали о чем-то, и хотя слов не было слышно, враждебные, жесткие взгляды, которые они бросали внутрь павильона на Харлоу и на его бутылку с бренди, были достаточно красноречивы. Мак-Элпайн, все еще держа Даннета за руку, отвернулся с сожалением и снова вздохнул.