Андрей Остальский - Жена нелегала

Вот в вопросе о том, как быть с парковкой машин и сдавать ли нижние этажи корейцам, тут-то коллектив вдруг предстал единым целым. То есть опять спорили, но лишь об эффективности методов, общность целей не вызывала сомнений.

Только не на летучке бы все это обсуждать…

Поднявшись к себе, Данилин засел читать накопившуюся за неделю корреспонденцию, расписал половину по отделам, вторую отправил в бухаринскую корзинку, потом продиктовал Валентине несколько писем. Подписал кучу распоряжений и наложил тучу резолюций. С удовольствием отметив про себя, что большая практика дает отличные результаты. Как легко стал ему даваться канцелярско-эпистолярный жанр, а ведь поначалу такие испытывал трудности. Сейчас даже странно вспомнить. Вдруг подумал: но, наверно, если в одном месте прибыло, то в другом убыло? То есть, скорее всего, творческое начало убывает — что же еще…

Наконец Валентина, как всегда, с фантастической скоростью расправилась с надиктовками и отправилась домой. Газета затихла, опустела. Данилин дожидался этого момента, чтобы посидеть, подумать в одиночестве, сосредоточиться перед завтрашней беседой с Щелиным. А заодно и копии с английского письма поснимать. Но тут раздался знакомый звук. «Только ее еще сейчас и не хватало!» — с досадой подумал Данилин. На этот раз Ольга действовала по ускоренной программе — секунду скреблась, потом для очистки совести постучала коротко, а затем, не дожидаясь ответа, открыла дверь и вошла в кабинет. Данилин подавил желание отчитать ее и решил просто молчать. И смотреть на нее выразительно, с очевидным вопросом в глазах — дескать, разве не понятно, что работы много у главного?

Ольга по-хозяйски прошла к столу, уселась на стул, глядя на этот раз на Данилина в упор. Он быстро проиграл игру в гляделки и отвел глаза. Спросил:

— Почему ты не в Праге?

— Гавел занят. Освободится через три недели, вот тогда и поеду.

Данилин демонстративно замолчал, уткнулся в недочитанную статью Макаревича, которая вызывала какие-то вопросы у Игоря. И чего сомневаться! Ничего тут чреватого судебными осложнениями нет. Если политики какие-то обидятся — то что уж поделаешь! Макаревич имеет право говорить, что думает. Вне зависимости от того, прав он или нет. Ведь в этом весь смысл! А вот мы подвергать его мысли цензуре права не имеем, даже если нам что-то в них не нравится.

Читать было интересно, потому что написано было пусть без особых прикрас, но искренне. И Данилин даже увлекся чуть-чуть, настолько, что уже на самом деле забыл про Ольгу, пока не услышал какой-то странный звук, идущий от дивана у журнального столика.

Посмотрел — и оторопел. Ольга лежала на диване, скинув юбку, вся изогнувшись своим изумительным гибким телом.

— Что, что ты делаешь! — воскликнул Данилин.

Вместо ответа Ольга потянулась, точно кошка.

Скинула еще и туфли, и кофточку. Он смотрел на ее великолепный плоский живот, который сам когда-то объявил, в порыве восторга, самым красивым животом на свете, и не мог оторваться.

Наконец опомнился, бросился к двери кабинета, запер ее.

— Оля, — сказал он от двери, — ну зачем? Ну, я виноват перед тобой, да. Знал бы как искупить, сделал бы это. Но не знаю. Но так вот тоже невозможно. Друг друга мучить. Нам надо вместе работать и остаться товарищами, если получится, даже друзьями.

— Ну, последний раз, — сказала Ольга жалобно. — На прощание.

Но Данилин прекрасно помнил, чем кончился прошлый «последний раз». Он уехал в Питер в командировку, интервьюировать Собчака, и, вернувшись ночевать в «Асторию», с изумлением обнаружил у себя в номере, прямо в постели, Ольгу. Как она туда проникла, осталось загадкой. Хотя понятно как — за немаленькую взятку, надо думать. Дело было позднее, Ольга упиралась, кричала, что ей ночевать негде, неужели он выгонит ее на улицу? Дело шло к скандалу, и Данилин уже собирался спать в кресле, оставив Ольге кровать, когда она все-таки уговорила его на этот самый «последний раз». Дескать, давай вспомним все, что было между нами, попрощаемся и вообще, почему не получить удовольствие. А возвратившись в Москву, немедленно позвонила Татьяне и, смакуя, пересказала ей все подробности той ночи. Что, собственно, и отбросило его уже начавшееся было примирение с женой на нулевой уровень. Ольга потом что-то бормотала, извинялась перед Данилиным, говорила: я не планировала этого, но на меня что-то нашло, приступ какой-то нервный. Как представила себе, что ты теперь со своей вислозадой… Не удержалась, позвонила. Прости.