Я жил в лесу, голодал, передвигался с места на место вдоль реки, избегая дорог. Кое-где слышал новости, слышал много имен; Матата, Нгудьоло, Нкунда — эти военачальники приходили и уходили. Я рос на реке, постоянно пытаясь пройти на запад, иногда возвращаясь по собственным следам, чтобы не встречаться с солдатами и ополченцами. Идти на север не имело смысла, леса контролировала армия сопротивления, а все мы знали, что происходит с теми, кого они берут в плен. Мне повезло, что меня не обнаружили силы безопасности Уганды или Руанды; ваше правительство хорошо их выучило.
Все говорили, что если я смогу пройти через границу в Киншасу, то она мне покажется раем. Чистая вода, всевозможная пища, лекарства от холеры и малярии, даже кондиционеры. И через год я наконец перешел границу с помощью людей, которые работали на наркоторговцев, привозили кокаин из Южной Америки. Я трудился у этих людей целый год, показывал им лучшие переправы, пока не скопил достаточно денег, чтобы добраться до Браззавиля. Там работал еще год, чистил туалеты, пока не собрал нужную сумму для поездки в США.
Я приехал сюда осенью десятого года, как раз вовремя, чтобы наблюдать, как город терпит крах. Несколько африканцев сказали мне, что я могу стать таксистом, так я и сделал. Работал около полугода, жил в приюте для бездомных, пытаясь накопить денег, потом ко мне подошел один человек, тоже торговец наркотиками, и обещал платить втрое больше. По-моему, он сидит у вас в соседней комнате.
Когда ты голодаешь, когда с детства не имел настоящего дома и видел, как все, кого ты знал и любил, погибли, когда дети на твоих глазах превращаются в чудовищ, которые едят плоть своих старших, отказаться от такого предложения трудно. Я легко переносил грубость жителей этого города к таксистам, потому что видел гораздо, гораздо худшее. Но эта отчужденность не наполнит мне желудок, не воздвигнет крыши над моей головой. Человек в соседней комнате объяснил, как работает эта система; на свой лад она очень эффективная и четкая. И я в конце каждой ночной смены получал деньги. Поскольку я привык к тому, как скверно ньюйоркцы относятся к таксистам, иметь дело с моим неприятным контактом тоже было легко. Впервые у меня появилось достаточно денег, чтобы влиять на свою судьбу. Впервые в жизни мне хватало еды. Если вы не посадите меня в тюрьму и не депортируете обратно в Африку, может, я смогу скопить денег, чтобы туда поехать. Говорят, стрельба там прекратилась, все военачальники убиты или в тюрьме. Может, когда-нибудь сумею вернуться, найти кости брата и как следует похоронить его.
Громадный переводчик снял крохотные очки и заплакал. Полицейские молчали. Толстое лицо Маккьютчена помрачнело; лица Тотентанцта и Мора ничего не выражали, Сантьяго ощутил под ложечкой мучительную пустоту; ему нестерпимо хотелось выйти из комнаты. Нгала мягко потрепал по громадному плечу переводчика, но продолжал холодно смотреть на полицейских.
Все в комнате, кроме Нгалы, подскочили, когда Мор рявкнул:
— Et qui pourrait etre votre contact?
Громадный переводчик был так потрясен, что перестал всхлипывать. Нгала злобно глянул на Мора, потом опустил глаза и пробормотал что-то на суахили.
— У него очень необычная прическа, — перевел гигант.
В комнате воцарилась мертвая тишина, слышалось лишь гудение флуоресцентных ламп, и Сантьяго сообразил.
— Черт возьми, — негромко произнес он. — Мы его знаем.
Мор предложил «бенелли», но Сантьяго уже открыл замок наружной двери. С замками внутренней пришлось повозиться — парень, должно быть, потратился на новые цилиндры.
Начальный обыск не принес значительных результатов. В большом стенном шкафу висели наряды, каких Сантьяго ни разу не видел; все ярлыки были незнакомыми. Туфель, ботинок и нелепо выглядевших кроссовок оказалось больше, чем у него было с тех пор, как нога перестала расти. В ванной — два комплекта толстых, бархатистых полотенец цвета сухой травы. Кровать — обычная, но с множеством роскошных подушек и покрывал; Сантьяго вспомнилось, как один-единственный раз сестра потащила его в магазин «Карпет энд Хоум» для убранства его квартиры (Сантьяго только бросил взгляд на цены и ушел).
Там стоял огромный стол красного дерева и еще более огромный, изысканно украшенный на старомодный манер книжный шкаф, набитый широкоформатными книгами по искусству, заглавия Сантьяго были незнакомы: Марк, Штейхен, Сингх, Сноудон. Была полка книг меньшего размера, на корешках некоторых из них виднелась желтая наклейка с надписью «Списана».
Читать дальше