Адам Данн - Реки золота

Девушки постоянно расспрашивали о наркоакулах, даже хотели познакомиться с ними, но Сантьяго категорически воспротивился этому. Будучи в курсе того, что Лизль и Турсе делают на работе, он не хотел знать, как они поведут себя в свободное время, с кем бы то ни было из его знакомых. К тому же следовало учитывать их с Мором взаимоотношения с наркоакулами.

Несколько недель назад, в ночь драки из-за бензина, неоперившееся ОАБ во второй раз едва не прекратило существование.

Началось типично, с жалоб наркоакул из-за талонов на бензин. Когда цены его взлетели до семи долларов за галлон, руководство управления полиции потребовало документацию на каждую заправку полицейских автомобилей в городе при норме один бак на смену. Полицейским от Кингсбриджа до Браунсвилла эта новая директива очень не понравилась, потому что дотированным бензином заправляли машины бесплатно большинство патрульных полицейских и все старшие офицеры, которые присасывались к бензиновому соску и для личных машин. Теперь им приходилось не только отчитываться за израсходованный бензин, но и залезать в свой карман, чтобы машины оставались на ходу. Им предстояло научиться заглушать моторы. Старшие смен ездили на своих машинах, выискивая полицейских, жгущих, по своему обыкновению, бензин, чтобы бездельничать. Полицейские участки со своими заправками стали завидными постами. Обладавший даром предвидения Маккьютчен оберегал свою заправку со свирепостью медведицы с медвежонком. У него существовало всего одно правило: держать документацию в ажуре. Это было не по нраву своевольным полицейским вроде наркоакул, предпочитавших скрывать по возможности свои дела.

Ситуация резко обострилась в один прекрасный вечер, когда город страдал от холодного дождя, лившего весь день и не переставшего с наступлением темноты, он заставлял ньюйоркцев пить, делать заказы на дом и смотреть по платному телевидению фильмы для взрослых, чем наверняка и собиралось заняться большинство закончивших смену полицейских ОАБ. Однако наркоакулы куда-то спешили после работы. (Может, то действительно была работа; Сантьяго не знал этого и не хотел знать.) Когда дежурный сержант, пожилой пьяница, державшийся на службе, чтобы получить пенсию за тридцать лет выслуги, отказал им в талонах на бензин, они осыпали его грязными ругательствами, обычно приберегаемыми для самых беспокойных задержанных. Это привело к вмешательству Маккьютчена; вскоре все стали орать друг на друга, и внезапно Сантьяго оказался перед Турсе, выкрикивавшим ему в лицо оскорбления. Сантьяго шагнул к нему, Турсе полез за пистолетом, Сантьяго блокировал его правую руку приемом айкидо, которому научился в колледже Джона Джея, тут слева появился Лизль, достающий свой пистолет, но внезапно Мор плавно вклинился между ними и ловко прижал руку Лизля к животу неизвестным Сантьяго приемом. Потом повернулся, с силой пустил правую ногу дугой по часовой стрелке и ударил Лизля по внутренней стороне левого бедра с глухим шлепком. Глаза Лизля закатились, и он рухнул как подкошенный. Почти в ту же секунду Мор выхватил свой научно-фантастический пистолет, тонкий зеленый луч под стволом громадного калибра уперся в правую скулу Турсе. У Мора даже не участилось дыхание.

И тут Маккьютчен стал выкрикивать Мору странные слова вроде «Не моих людей» и «Не полицейских, не полицейских!».

Сантьяго ни разу в жизни не уклонялся от драки и знал по личному опыту, как искаженно могут восприниматься время и события в потасовке. Несвязные слова Маккьютчена лишь усилили замешательство.

И только гораздо позже, после того как вечерние планы были сорваны и всем наконец разрешили взять оружие вслед за принудительным разоружением, после того как Маккьютчен наорался до хрипоты, что они должны сражаться с преступниками, а не друг с другом, и, напомнив Сантьяго сержанта-строевика из фильма «Бронекуртка», устроил головомойку всему ОАБ (за исключением Лизля, пришедшего в себя лишь по окончании речи, когда Маккьютчен отпустил всех, кроме Мора, которого он запер в своем кабинете) и осадил злобного Турсе, помогавшего шатавшемуся партнеру сесть в машину, только после всего этого ему вспомнилось странное восклицание Маккьютчена.

Что он, черт возьми, имел в виду? Не полицейских?

Дверь кабинета со стуком распахнулась, и Мор, сутулясь, вышел. Если он испытывал какие-то неприятные чувства после пребывания в личном сарае Маккьютчена, этого не было заметно. У Сантьяго вдруг возникло множество вопросов. Он пошел за Мором, потом остановился, потом попытался высказать несколько путаных мыслей, но у него получилось только: