Энн Перри - Тишина в Хановер-клоуз

— Выпей чашку чаю, — предложила Шарлотта и, не дожидаясь ответа, повернулась к большой кухонной плите. — Ты когда-нибудь была в Хановер-клоуз?

Эмили сняла пальто и села за кухонный стол, поставив локти на исцарапанную деревянную поверхность. Ее платье было не менее элегантным, чем пальто, хотя сидело не так хорошо, как прежде.

— Нет, но я знаю, где это. А что? — Вопрос был задан чисто из вежливости.

Шарлотта решила, что не стоит ходить вокруг да около.

— Там произошло убийство.

— В Хановер-клоуз? — Теперь Эмили явно заинтересовалась. — Боже правый. Это очень необычно. Люди с таким вкусом — и деньгами… Кого убили?

— Роберта Йорка. Он служит в Министерстве иностранных дел… то есть служил.

— Как его убили? Я ничего об этом не читала.

Обычно дамы из того круга, в котором вращалась Эмили, вообще не читали газет, разве что страницы светской хроники и протокольных мероприятий двора. Но в отличие от их отца Джордж терпимо относился к таким вещам — если только Эмили не оскорбляла людей, обсуждая их. И, естественно, после смерти мужа она делала все, что ей хочется.

Шарлотта налила кипяток в заварочный чайник и поставила его на стол вместе с кувшином сливок и двумя лучшими чашками.

— Убийство произошло три года назад, — как можно небрежнее заметила она. — Томаса попросили заново открыть это дело, потому что вдова собралась замуж, за кого-то еще из Министерства иностранных дел.

— Она уже обручена? — Эмили насторожилась. — Я не видела объявления о помолвке, хотя всегда читаю светскую хронику. Это единственный способ для меня что-то узнать. Никто мне ничего не рассказывает, словно отношения между мужчинами и женщинами — нечто такое, о чем мне не следует напоминать. — Ее пальцы непроизвольно сжались в кулак.

От Шарлотты не укрылась нервная реакция сестры.

— В том-то все и дело, — поспешно сказала она. — Томаса попросили проверить, подходящая ли она кандидатура для такой важной персоны, как мистер Данвер — вернее, он станет важной персоной, когда получит повышение. — Шарлотта раздраженно фыркнула.

— А что, есть сомнения? — спросила Эмили. — Пожалуйста, налей чаю, я умираю от жажды. У нее сомнительная репутация? Как жаль, что я ничего не знаю. Меня изолировали, словно прокаженную. Половина моих знакомых смущаются при встрече со мной, а остальные сидят с печальным видом и говорят шепотом, как будто я сама при смерти. — Она громко шмыгнула носом и полезла в сумочку за носовым платком. Причиной была не жалость к себе, а резкий переход к теплу кухни после холодного воздуха экипажа.

Шарлотта покачала головой.

— Нет, мне ничего об этом не известно, но само преступление очень странное. — Она налила чай и подвинула Эмили чашку вместе с ломтиком свежего имбирного пирога, который был с благодарностью принят. — Необъяснимое, — прибавила она и поведала Эмили все, о чем ей рассказал Питт.

— Очень странно, — согласилась сестра. — Возможно, у нее был любовник, и произошла ссора. Думаю, именно это и должен выяснить Томас, но Министерство иностранных дел не решается сказать об этом прямо, чтобы слухи не дошли до мистера Данвера, который будет в ярости. И, разумеется, у него сложится ужасное предубеждение; подобные подозрения навсегда лишат его душевного спокойствия.

— И ее тоже! — с жаром прибавила Шарлотта. — Если это неправда, то случится ужаснейшая несправедливость. Я не представляю, как Томас будет проводить расследование. Вряд ли полицейские осмелятся спрашивать о таких вещах ее знакомых.

— Моя дорогая Шарлотта, — улыбнулась Эмили. — Не трать столько сил. Ты жутко прямолинейна, даже для себя самой. Разумеется, мы все выясним. Шесть месяцев мы только и делали, что вышивали и пекли пироги, и мне все это до смерти надоело. Мы должны подтвердить безупречную репутацию Вероники Йорк или окончательно разрушить ее. С чего начнем?

Шарлотта предвидела трудности, которые ждут их на этом пути. Эмили уже не могла так же свободно вращаться в обществе, как при жизни Джорджа; сама же Шарлотта была женой полицейского и не имела ни денег, чтобы купить соответствующие наряды, ни подруг, которым можно было бы наносить визиты. Оставалась одна надежда — Веспасия, двоюродная бабушка Джорджа. Она поймет и не откажется помочь, но ей уже за восемьдесят, и после смерти Джорджа она уже не принимала такого активного участия в общественной жизни. Тетушка Веспасия имела твердые убеждения и верила, что битву с бедностью и несправедливостью можно выиграть при помощи законодательной реформы. В настоящее время она боролась за улучшение условий труда на фабриках, использовавших труд детей, особенно младше десяти лет.