Владимир Рыбин - Золотой капкан

- Скажи, Чумбока, ты тигра видел? - спросил Красюк, отваливаясь от стола.

- Видела, видела, - закивал Чумбока.

- Испугался?

- Пугайся нету. Моя ему мешай нет, он мне мешай нет.

- Почему же не стрелял?

- Тигра - большая людя.

- Людя, людя... У него же шкура дорогая.

- Тигра вся дорогая.

- Как вся? А чего кроме шкуры-то?

- Вся. Зубы болей - бери усы тигра, живота болей - бери живота тигра, кровь пьешь - сильный будешь, зубы - дыши лучше, кости тигра - тоже лечи, все лечи.

- Скажи, а ты не шаман? Больно хорошо все знаешь.

- Глаза есть - гляди, сама все знай.

- Я вот тоже в тайге живу, - он чуть не сказал "в колонии", - а ничего про лес не знаю.

- Ветер тайга летай, прилетай, улетай - ничего не знай. Белка тайга ходи, смотри нада, кушай нада - все знай.

Сизов рассмеялся - такой житейской мудростью повеяло от слов Чумбоки. А может, подумалось, он это специально для Красюка сказал, живущего как перекатиполе?

- Ворона - глупый людя? - спросил Чумбока, решив, видимо, что объяснил недостаточно. И пояснил: - Ворона - хитрый людя. Весь тайга носами гляди, зря летай нету, хорошо тайгу знай.

- А шаманов ты боишься?

- Зачем боись? Вся шамана - хитрая людя, росомаха они.

Он помолчал, попыхивая своей трубкой.

- Раньше я сильно боись шамана. Маленько шамана плутай, маленько обмани, моя больше не боись шамана.

- Украл он, что ли, чего? - спросил Красюк.

- Украл, украл, - обрадованно закивал Чумбока. - Много-много солнца назад. Лежало на земле много-много снега. Тот год я привел свою фанза жена Марушка. Моя ходи река, леда дырка делай, рыба лови. Ложись рядом дырка, слушай, что рыба говори. А вода - буль-буль-буль. Моя понимай: вода рыбой говори. А потом рыба прыгай леда и шибко-шибко бегай. Моя пугайся, бросай все, беги фанза, говори жена Марушка: "Рыба глупый сделай, не вода, а леда жить хочет. Что делать будем - ой-ой-ой!" Марушка кричи: "Бегай стойбище, зови Зульку шаманить". Моя бегай шамана. Шамана ходи бубнами леда, говори: "Рыба глупый болей, табу этой рыба, кушай не моги, сам глупый станешь. Камлать надо место, снимать табу". Марушка проси: "Сколько плати камлать?" Шамана отвечай: "Олешка одна, выдра одна, рука соболей".

Чумбока растопырил пальцы правой руки, показывая, помахал ими перед собой. Красюк захохотал:

- Ну и Зулька! Почище нашего Оси с Подола.

- Марушка говори: "Ой-ой-ой! Мы люди бедный, где бери столько?" продолжал Чумбока, и глаза его лукаво поблескивали. - Проси Зульки-шамана: "Когда камлать начни?" - "Ночь, луна ходи туча - камлать начни". Сидим ночь, луна ходи туча. Луна вернись и свети шибко, шибко. Наша гляди на леда: шамана вместо камлать клади наша рыба нарты, собака корми. Моя злись, как медведь берлога. Моя скачи фанза, прыгай сохатым тальник, кричи сердитый медведь. Шаман пугайся, бросай нарты и бубен, бегай леда, кричи: "Шатун! Шатун!" Шаман беги, я сам шамани...

Посмеялись над забавным рассказом, и Красюк спросил:

- Признавайся, Чумбока, врешь ведь все? Шаманов-то давно нет.

- Есть шамана. Ты их не видела.

- Невидимки, что ли?

- Невидимки, - согласился Чумбока. - Твоя видела: бубен нет - шаман нет. Моя видела: бубен нет - шаман есть.

- Чего им теперь-то прятаться? Теперь все позволено: дури людям головы, как хочешь.

- Теперь шамана вернись. А то было много-много солнца назад.

- Все равно сочинил ведь? Не верю, что ты такой глупый был.

- Сочинила мало-мало, - признался Чумбока.

- А как у вас, у нацменов, с бабами?

- Ты говори - жена?

- Ну, с женами. Как у вас?

- Жена - хорошо. Много работай, все делай.

- А ты чего?

- А я дома сиди, думай, как жить дальше.

- Хорошо устроились...

- Хорошо, хорошо...

Ухмыляясь, Чумбока пополз в угол нар, пошебуршился там и затих. И почти сразу тихонько захрапел, удивив таким умением засыпать.

Сизов посмотрел в сумрачное окошечко, накрылся с головой оленьей шкурой, предложенной предусмотрительным Чумбокой, и тоже попытался уснуть. Но сон долго не шел, думалось о золоте, которое надо найти, о Хопре, каким-то образом разузнавшем обо всем и теперь шатающемся где-то рядом. И, конечно, о Саше Ивакине думалось, о том, как бы он обрадовался, узнав о найденном касситерите. И еще он думал о золотом ручье. Был бы жив Саша, взяли бы они лицензию на старательство, и пошло бы у них дело, которое не дало бы пропасть в это сволочное время...

* * *

Проснулся Сизов от непонятных стуков за стеной. По телу растекалась бесконечная слабость. Это обрадовало: слабость - начало выздоровления. Открыл глаза, увидел солнечный свет в оконце. Пересилив себя, поднялся, толкнул тяжелую дверь.