Дмитрий Стрешнев - Крутой секс

Патрикеев милостиво дослушал рассказ, а в конце велел:

— Ну, хватит туалетную бумагу жевать. Ты, ботаник, мне не нужен, — сказал он, заталкивая Самокатова туда, откуда вытащил Костика, — а ты, фуфлогон…

— Тогда уж фуфломет. А еще лучше — фуфломейстер, — храбро поправил Костик, чувствуя, как от страха ноги прилипают к полу.

Штопор посмотрел на него взглядом человека, не умеющего ценить филологические изыски.

— А ты, фуфломет, колись: где драндулет? Белый. Называется «Жигули». Номер подсказать?

— Н… не надо, — пролепетал Костик. — Конечно, я помню, где мой железный конь. Но не очень точно. Потому что попал в одну ситуацию… даже можно сказать: приключение.

Гена покрепче ухватил его за отворот куртки и нежно попросил:

— Ну, тогда рассказывай.

Костик, запинаясь стал рассказывать:

— Мы с Молчаливым Джо… то есть, с Ваней Гужуевым вчера решили заняться сексом…

— Сексом? — спросил Патрикеев нехорошим голосом. — Может еще и крутым?

— Каким получится, — на всякий случай уклончиво ответил Костик. — Словили двух телок в кабаке… этом…

— Знаю, в каком, — сказал Штопор. — Пой дальше.

— Сели с ними в тачку…

— В какую? В ту самую? Белую?

— В ту самую, — признался Костик.

Обидная для его самолюбия история с черным джипом, нашпигованным крутыми ребятами, несколько изменилась и прозвучала так:

— …Подрезал какую-то шпану на иномарке, стали с ними выяснять отношения. Слово — за слово… У меня язык-то хорошо смазан — я им такой балаган развел, что все закончилось рестораном за одним столом с их главарем. Ваш покорный слуга сидел от главаря по правую руку, как великий визирь… — на Костика нахлынули воспоминания, и он задним числом решил не отказать себе в удовольствии отомстить за пережитый страх и унижения. — Ну, там, конечно, был цирк в сумасшедшем доме. Выкандыривались все, как могли. Особенно старался главный — настоящее такое местечковое крутое яйцо по имени Кирилл Петрович…

Лицо у Патрикеева дернулось, будто он прикоснулся к электричеству. Крепкие руки, держащие Костика, тоже дернулись, отчего Костик клацнул зубами.

— Кто-кто? — с непонятным придыханием спросил Штопор.

— Кирилл Петрович, — непослушными губами повторил Костик. — У него еще кличка есть…

— Потерянный, — сказал за Костика Патрикеев.

— Д… да, — пролепетал Костик, ужаснувшись догадке. — Это знакомый ваш?

— Ты мне его достанешь! — сказал Штопор голосом страстного влюбленного. — Мобилу его знаешь?

Костик тут же вспомнил о Чикильдеевском звонке и довольно бодро сказал:

— Думаю, да.

— Значит, ты мне его достанешь. Наживка есть? Надо наживку придумать…

При воспоминании о желтых глазах Потерянного Костика пробил пот.

— К… как же я его достану?

— Позвонишь и назначишь встречу.

— Я? — ужаснулся Костик. — Для чего?

— Скажешь, что хочешь отдать ему чемодан. Рубишь фишку?

— Отдать чемодан? — изумился Костик и хотел было объяснить, что чемодана у него нет, но Патрикеев встряхнул его так, что мысли в Костиковой голове на секунду разлетелись в разные стороны.

— Расконопать уши! Чемодана он не увидит. Мне нужно, чтобы он клюнул, остальное тебя не прет. Бери трубу и звони.

Костик не слишком решительно достал телефон.

— А… если он мне не поверит?

— Скажи так, чтобы его зацепить. Короче, правильно скажи.

— Понял. В детстве, когда мы играли в футбол, я никогда не говорил отцу: «Я разбил мячом стекло», а говорил так: «Папа, мы тут играли в футбол… ты помнишь то большое стекло магазина?» «Ты его разбил!»-в ужасе восклицал отец. «Нет. Другое, рядом, маленькое.» «Слава богу!»-восклицал отец, чувствуя вместо гнева облегчение.

— Вот-вот. Сделай так, чтобы этот козел поверил, — сказал Штопор. — А чтобы поверил, вели, чтобы на чемодан набросал, что скажешь. В замазке не останешься. Ему будет не до тебя. Надолго.

Слыша такой прогноз, Костик осмелел.

— А… тачку можно попросить? Новый «Жигуль»?

— Задирай дороже. Раскинь понты. Подергай его за нервную струну!

Костик облизнул пересохшие губы и отыскал присланный Севой номер.

Загудели гудки — словно обратный отсчет для отправляемого в неведомое космонавта. Наконец знакомый до ужаса голос сказал:

— Алё.

— Кирилл Петрович, это я, Костик, — проблеял Костик.

Некоторое время трубка молчала. Потом голос, придушенный какими-то сильными переживаниями, не без труда промолвил:

— Ты где, фофел?

— Я? — переспросил фофел, и чуть не признался, но тут в самую душу ему заглянули глаза Гены Штопора, и он храбро ответил: