Евгений Константинов - Рисунки Виктора Кармазова

Презент Александра Ивановича раздавили на двоих с Эмерсоном. Благо, у того впереди был выходной, а Виктор выпросил назавтра у дежурного отгул. Сказал, что не очень хорошо себя чувствует, но «больничный» брать не хочет, надеется самостоятельно оклематься за субботу и последующих два своих законных выходных.

В машине у Овчинникова Виктор наливал себе в два раза меньше, чем Эмерсону. У него и без того голова слегка кружилась, к тому же он как-то слышал, что если много употреблять алкоголь при сотрясении мозга, можно дурачком сделаться. С процессом не затягивали — водителя поджимало время: надо было вовремя вернуться в гараж, да еще и подхалтурить по дороге. Когда бутылка опустела, Эмерсон, прежде чем покинуть машину, неожиданно проявил чудеса неслыханной щедрости — без всяких просьб отдал Виктору на прослушивание две катушки с новыми записями группы «Пикник» и Виктора Цоя, правда, с условием обязательного возврата во вторник.

— Я в долгу не останусь. И за катушки, и вообще за сегодняшнее, — на прощание пообещал напарнику Виктор.

— А чего сегодня было? Ничего не было, — слегка заплетающимся языком ответил Эмерсон и устремился в сторону метро.

Детали форс-мажора Виктор, естественно, никому открывать не стал. Зато убедительно потребовал и от того же Александра Ивановича, и от Евгения Овчинникова с Эмерсоном, чтобы о случившемся — никому ни слова, мол, все обошлось, и ладно.

У инкассаторов хватало так называемых «внутренних тайн экипажа». Нарушения инструкций случались постоянно, но если об этом знали только трое, то, наверняка до начальства эти «проколы» не дойдут. Если же дойдут, то вычислить болтуна будет несложно. Взять хотя бы историю с «торопыгами» и напившимся Евгением Овчинниковым — кроме водителя, Тимофеича и Виктора об этом до сих пор никто из инкассаторов не знал, и слава Богу.

— Погодь, — остановил Овчинников, собравшегося выйти из машины Виктора. — За мной ведь тоже должок. Давай-ка я тебя до дома доброшу…

Проснувшись, Виктор Кармазов первым делом поставил послушать «Пикник», и пока Эдмунд Шклярский пел про иероглиф, про праздник и про ночь, принял душ, попил чайку с бутербродом. Голова почти не болела — хорошо, что вчера половинил, даже четвертинил. На столе перед ним лежал томик Чернышевского с двумя чудесными страничками, точнее — с одной целой, с другой — порванной на четыре части.

Когда кружка осталась пустой, он открыл томик и на одной чудесной четвертинки быстро нарисовал эту кружку, но доверху наполненную чаем. Закрыл глаза и открыл — кружка на столе осталась пустой, чего, собственно, он и боялся.

Художник подрисовал на ободке кружки рыжего таракана, напротив него — чайную ложку, наполненную сахарным песком и, отложив карандаш, пошел в ванную комнату. Когда вернулся на кухню, ничего не изменилось ни с кружкой, стоявшей на столе, ни на рисунке: таракан не сдвинулся с места, сахарный песок с ложки в чай не пересыпался. Испортилась страничка, потеряла свои чудесные свойства!

На всякий случай выбрасывать обрывки Виктор не стал, убрал все в ту же книгу. Занес карандаш над пока что целой страницей. Чернышевский спрашивал: «Что делать?», Виктор задумался: «Что нарисовать?» Так, для начала бутылку пива в холодильнике — бутылку импортного пива, польского…

Да! Бутылка оказалась в холодильнике, холодненькая! Виктор открыл ее и жадно припал к горлышку. Бросил взгляд на рисунок — темное стекло не позволяло видеть, уменьшилось ли количество напитка в бутылке, но крышки на ней не было! Допив пиво, стер ластиком нарисованное и прислушался к себе — ощущение, что пил любимый напиток, не пропало. Впрочем, как и не исчезли на его спине царапины, оставленные Лиличкой. Да, последнюю чудесную страничку надо было беречь, как зеницу ока. Но лучше — заиметь еще один чудесный блокнот. Виктор почему-то был уверен, что в квартире у Александра Ивановича где-нибудь на антресолях обязательно завалялся еще один такой же.

Благодаря вчерашнему происшествию, предлог навестить соседа имелся, чем Виктор и решил воспользоваться без предварительного звонка. Для начала зашел в магазин и купил бутылку коньяка. Конечно, можно было эту бутылку нарисовать, будто она хранится у него в холодильнике, но по таким пустякам лишний раз использовать чудесную страницу не хотелось. Тем более, на такое дело не грех было потратить вчерашние чаевые. К коньяку повезло прикупить лимон, а также четыре шоколадки-медальки в золотистой фольге.