Елена Яковлева - Шутки в сторону

Гомонова приговорили к высшей мере наказания, а Румянцев по прошествии стольких лет вспоминал о его феномене все чаще. И не только потому, что серийные убийцы перестали быть редкостью, а социолога и психологи предсказывали дальнейший рост подобных преступлений. Просто люди, живущие двойной жизнью (а именно это больше всего поразило его в Гомонове), Румянцеву теперь встречались на каждом шагу.

Из милиции Румянцев ушел без громкого стука дверью, хотя причины для этого имелись. Прикрылся благовидными ссылками на пошатнувшееся здоровье. Впрочем, никто его и не задерживал, не до того было. В управлении тогда вовсю раскручивался маховик скандала, прогремевшего на всю область и прозванного в прессе «Автомобильгейтом». Грязная история, которую начал нечистый на руку гаишник и к которой быстро и без особенных колебаний подключились все, вплоть до начальника ГАИ. Суть преступных махинаций состояла в том, что госавтоинспекция присоединилась к выгодному бизнесу — реализации краденых автомобилей. Дошло до того, что счастливым обладателем купленного за бесценок «Вольво» — как оказалось впоследствии, числящегося в розыске, — стал начальник городского управления внутренних дел подполковник Полянский. Под этот шумок и ушел Румянцев, разумеется, не имеющий никакого отношения к скандальной истории.

Скандал замяли, обошлись минимальными жертвами. Полянский переквалифицировался в частного нотариуса и, по слухам, не только не бедствовал, но даже открыл собственную контору, стоянка перед которой всегда заставлена иномарками солидных клиентов. Начальник ГАИ подался в заслуженные пенсионеры, благо как раз и возраст подоспел. Даже тот самый гаишник-застрельщик отделался легким испугом. Хуже всего пришлось раскрутившему эту историю ветерану милиции подполковнику Мелихову: он слег в больницу с очередным инфарктом и умер через два месяца. Хоронили его скромно, от милиции не было даже венка. Проводить ветерана в последний путь, кроме родни и соседей, пришел только Румянцев, к тому времени уже работавший в «Квике», Валерий Ремезов, всегда слывший в милиции белой вороной, и Огородников из прокуратуры. На кладбище они так и держались втроем, в основном помалкивали, потому что друг друга понимали без слов…

Тогда они были единомышленниками, теперь, как это ни банально звучало, оказались по разные стороны баррикад. А ведь он, Румянцев, этого не хотел, стремился к тому, чтобы быть сам по себе, этаким одиноким волком, и не заметил, как оказался в стае, да так быстро! Подковырнул пулю ножичком, она упала ему в ладонь — и готово дело!

Румянцев решил не торопиться на службу — за последние сутки и так достаточно сделал для Костецкого и его строптивой дочки, причем такого, о чем, не исключено, будет жалеть очень долго. Сейчас он чувствовал настоятельную потребность увидеть близкое, родное существо, по которому особенно остро скучал в те минуты, когда ему было плохо. И существом этим была пятнадцатилетняя девочка, его дочь, которая, впрочем, о том, что он ее отец, до сих пор не догадывалась, да и вряд ли узнает в будущем. Во всяком случае, сам Румянцев ничего открывать ей не собирался. Да и что бы он ей сказал? Что пятнадцать лет назад у него не хватило мужества принять решение? Ловить убийц и грабителей хватало, а открыто признать собственную дочь — нет? Он предпочел сохранить семью, вернее, ее видимость. Вырос сын, рожденный в законном браке, женился и зажил себе отдельной взрослой жизнью, они с женой перестали бесконечно ссориться и выяснять отношения, потому что это потеряло всякий смысл, а девочка по имени Оксана вполне обходилась без отца.

Зато он без нее обходился с трудом. Постепенно походы к школе, в которой она училась, стали для него неким священным ритуалом и совершались им не реже раза в месяц. Обычно он сидел в машине и смотрел, как Оксана с подружками, смеясь и переговариваясь, подходила к школе. Когда погода была получше, он устраивался на скамейке в школьном дворе, и однажды ему посчастливилось — она села рядом еще с одной девчонкой, и, пока они щебетали о всякой всячине, он мог ее видеть совсем близко. Ее белокурые в крупных завитках волосы, светлый персиковый пушок на детском лице, длинную тоненькую шейку. Она была очень похожа на свою мать, но и на него тоже. Но что с того, если фамилию она носит другую и своим отцом считает другого человека.

К школе он подъехал после обеда, как раз к тому времени, когда у Оксаны закончились занятия. Выключил двигатель и, откинувшись на спинку сиденья, стал ждать. Она появилась минут через пятнадцать в компании одноклассников: высокая, тоненькая, в джинсовой курточке, с рюкзачком за плечами. Что-то в ней изменилось — так ему показалось. Очки, круглые черные очки на переносице, раньше она их не носила. А еще походка стала другая, более раскованная, прямо как в рекламе колготок. Во рту у нее была жевательная резинка, и она время от времени мастерски выдувала пузыри. Вся компания, оживленно переговариваясь и обмениваясь дружескими похлопываниями и шутливыми шлепками, приближалась к нему. Вот они поравнялись с автомобилем, и тут произошло нечто совершенно неожиданное. Оксана приблизилась к машине, постучала по стеклу кулачком, подмигнула Румянцеву и громко сказала: