Эдгар Бокс - Смерть идет по пятам. Вне подозрений. Кровь в бухте Бискайн

— Не знаю, что заставило меня обратить внимание на него, — продолжал инспектор. — Возможно, следы клея.

— Значит, это пришло не по почте?

— Нет. Просто положили на стол. Любой мог наткнуться. Очень странно.

— Есть какие-нибудь отпечатки пальцев?

Инспектор жалостливо посмотрел на меня.

— Со времен Диллинджера никто не оставляет отпечатков. Насмотрелись в кино. Теперь все совершается в перчатках.

— Интересно, почему в словах ошибки?

— Видимо, соответствующих букв не оказалось в заголовках статей. Мы еще не выяснили, из какой газеты это вырезано.

— И кто оставил это послание здесь, как вы считаете?

— Вы.

Инспектор спокойно посмотрел на меня.

Я невольно рассмеялся.

— Если бы я думал, что Брекстон — убийца, я бы сказал вам об этом.

Гривз пожал плечами.

— Не рассказывайте мне сказки. Это ваших рук дело, мистер Сарджент.

— Тогда объясните, зачем мне нужно держать в тайне это?

— Я не знаю. Пока еще…

Я был раздражен.

— Я не знаю ничего, что вам неизвестно.

— Возможно, но я убежден, убийца полагает, что вам что-то известно. Вот почему он пытается убрать вас с дороги. Поэтому, пока еще не слишком поздно, расскажите мне все, что вы видели, когда тонула Милдред Брекстон.

— Как же вы упрямы, — со вздохом произнес я. — Снова повторяю вам — я ничего не видел. Более того, могу сказать, что поскольку не я автор этой записки, значит, кто-то знает, что произошло или по каким-то своим соображениям пытается как-то бросить тень на Брекстона. Будь я на вашем месте, я бы последовал по пятам автора этой писульки.

А этот след, я был абсолютно уверен, рано или поздно приведет к мстительному Клейпулу.

Гривз же полностью был в плену своей собственной версии. Какой — мне не было известно, но он явно беспокоился за мою безопасность, и я ему был благодарен.

— Должен предупредить вас, мистер Сарджент, если вы не расскажете мне всю правду, все, что вам известно, я слагаю с себя ответственность за все, что может произойти.

— В случае моей смерти?

— Вот именно.

У меня было такое ощущение, что мне подписали приговор, притом окончательный.

К полуночи я прибыл на сборище, которое проходило в покосившемся невзрачном деревянном коттедже близ железнодорожной станции, расположенной совсем рядом с океаном. Здесь собралась богема Истхэмптона: человек тридцать обоего пола, более или менее связанных между собой сексом и интересом к искусству.

Все помещения дома освещались только свечами, установленными в бутылках.

Складывалось какое-то странное ощущение — будто ты в аду.

В одной комнате кто-то играл на гитаре, а все остальные сидели на полу и болтали, не обращая внимания на музыку.

Я разыскал Лиз. Цветом лица она уже соперничала с красным вином, которым, похоже, усердно накачивалась.

Она драматически обняла меня.

— Я чувствовала себя так уж-жасно!

Я произнес какие-то успокаивающие слова, а рядом проплыл бородатый толстяк, с увлечением игравший в йо-йо.

Она внимательно посмотрела мне в лицо, и я понял, что, несмотря на всю ее игру, она действительно встревожена.

— С тобой на самом деле все в порядке? — спросила она и стала ощупывать мою голову.

Ее глаза округлились, когда она дотронулась до шишки, которая теперь была с грецкий орех.

— Я чувствую себя вполне прилично. Ты что, правда полагаешь, что тебе следует пить эту дрянь?

Я указал на вино, которое наливали из бутылок без этикеток. Скорее всего, это был сидр.

— Да не пью я его, просто держу бокал. Пойдем, я представлю тебя хозяину.

Хозяином оказался дородный мужчина. Его жена, по всей видимости, индонезийка, одетая в сари, танкетки и с розовой сеткой на голове, весь вечер простояла за его спиной. Она не знала ни слова по-английски, что было, вероятно, неплохо. Наш хозяин, скульптор, настоял на том, чтобы показать мне свою последнюю работу, которая находилась в сарае позади дома.

С мощным фонарем мы обследовали в благоговейном молчании его шедевр. Это был кусок скалы размером с человека с кое-где выровненными углами.

— Вы чувствуете камень? — Скульптор смотрел на меня в нетерпеливом ожидании. «Похоже, — подумал я, — Лиз сказала ему, что я — искусствовед».

— Очень даже. Только камня многовато. Тяжеловат.

— Вот именно. Вы сразу уловили суть. Немногим это удается. Самое подходящее слово, хотя трудно описывать скульптуру словами. Но это именно тот самый эффект, к которому я стремился — тяжеловат, как камень… камень!