Эдгар Бокс - Смерть идет по пятам. Вне подозрений. Кровь в бухте Бискайн

Я подбросил ему еще одну идею.

— Тогда почему, если намеревались от нее избавиться, ей не дали смертельную дозу?

— А вот это необходимо выяснить, — глубокомысленно произнес Гривз. Я ему явно надоел.

Намереваясь хоть как-то заинтересовать его на будущее, я, как бы мимоходом, заметил:

— Я буду освещать происшедшее в «Нью-Йорк Глоуб».

Эффект был именно такой, как я рассчитывал.

Гривз вздрогнул и поморщился.

— Насколько я помню, мистер Сарджент, вы занимаетесь связями с общественностью.

— Это так, — согласился я, — но когда-то я работал в «Глоуб».

В последние годы я написал для них целую серию статей. Надеюсь, вы помните убийство сенатора Роудса пару лет тому назад…

Гривз взглянул на меня с некоторым интересом.

— Так вы тот самый парень? Я помню это дело.

— Я оказал, скажем так, некоторую помощь полиции.

— Я, правда, слышал несколько иное.

А вот это начинало раздражать.

— Не имеет значения, что вы слышали. Я собираюсь написать для «Глоуб» серию очерков об этом деле, в случае, если действительно было убийство, в чем я очень сомневаюсь.

— Интересно.

Гривз задумчиво посмотрел на меня.

В этот момент вошел полицейский и что-то прошептал ему на ухо. Гривз кивнул. Полицейский, протянув ему платок с двумя небольшими цилиндрической формы вещицами, удалился.

— Флаконы от таблеток со снотворным?

Мои догадки оказались верными.

Он кивнул и осторожно развернул платок.

— Как профессионального журналиста и сыщика-любителя вас, мистер Сарджент, наверняка заинтересует, где мы их нашли. Так вот, они были в двух местах — в шкатулке миссис Брекстон и в ванной комнате Флетчера Клейпула. В обоих флаконах содержится барбитурат, обнаруженный в организме миссис Брекстон. Таким образом, нам остается только выяснить, из какого флакона были взяты таблетки.

— Только и всего?

— Да, мистер Сарджент.

У меня в запасе оставался один выстрел, и я его сделал.

— Синяк на шее миссис Брекстон появился до того, как она отправилась купаться. Я заметил его еще вчера вечером во время обеда.

— Вы очень наблюдательны, мистер Сарджент. Благодарю вас.

Примерно в час ночи я пробрался на лестницу, прошмыгнул через пустынную кухню и черным ходом выбрался из дома. Дежуривший полицейский сидел в плетеном кресле на углу дома и меня не заметил, поскольку смотрел совсем в другую сторону.

Пригибаясь, я побежал между дюнами, в душе кляня безоблачное небо и яркую луну, которая отбрасывала глубокие тени между дюнами и серебрила холодное море.

Я двинулся в сторону шоссе. Похоже, меня никто не заметил.

Гривз приказал всем не выходить из дома до дальнейших распоряжений. Я был в гостиной недолго. Извинившись перед остальными гостями, я поднялся к себе в комнату и приготовился, к побегу, надеясь, что танцы в яхт-клубе еще не закончились.

К счастью, они еще продолжались.

Истхэмптон — странный городишко. В нем немало различных групп людей, взаимно исключающих друг друга. Летом центром местной жизни является группа старожилов, членов яхт-клуба «Лейдирок», занимающего странное по архитектуре здание, к которому примыкает длинный пирс. Располагается клуб примерно в миле от дома миссис Вииринг, по дороге к Аммангансетту.

Членами клуба были хорошо обеспеченные (но не богатые), с положением в обществе (но не «известные») представители американского среднего класса, гордившиеся древностью своих родов, восходивших, как правило, к фермерам восемнадцатого века. Имена их никому ни о чем не говорили, но сами они считали себя основой американской пирамиды. Это убеждение зиждилось на том, что их не принимали в обществе богатых и великих мира сего, а сами они не желали признать никого, ниже по положению, и беднее себя. Величайшая степень одобрения оценивалась ими словом «милый». В их обществе это слово звучало чуть ли не на каждом шагу. Боже мой, говорили они, какой это «милый» человек, чего не скажешь о других. Мир у них, естественно, делился на две половины — приятных и неприятных людей. Они были просто счастливы в своем кругу и никогда не переходили его границ.

Принадлежность к их кругу давала возможность стать членом клуба и порицать мир за присутствие в нем таких отвратных элементов, как евреи, художники, красотки и различные знаменитости. Если какой-нибудь из этих четырех групп дать хотя бы полшанса, считали они, то она уничтожит всю красоту и прелесть этого мира. К счастью, другие не замечают их присутствия, в противном случае в этом разделенном мире всегда бы царила беда.