Ю Несбё - Красношейка

Харри нашел в темноте единственное в комнате кресло и сел.

«Врача звали Кристофер Брокхард. Он работал в госпитале Рудольфа II. Я справился в венской полиции: этот госпиталь действует до сих пор. Мне даже дали штук двадцать имен и телефонов тех людей, которые работали там в войну».

Уж кто-то, а немцы умеют вести архивы, подумал Харри.

«Я стал их обзванивать. Черт, как же паршиво я помню немецкий!»

В динамике затрещал смех.

«Я позвонил уже восьмерым, прежде чем нашел медсестру, которая помнит Гюдбранна Юхансена. Это женщина семидесяти пяти лет. Она сказала, что помнит его хорошо. Завтра я дам тебе ее адрес и телефон. А зовут ее Майер. Хелена Майер».

Потрескивающая тишина, гудок и щелчок — сообщение кончилось.

Во сне Харри видел Ракель, как она кладет ему голову на плечо, как она крепко его обнимает, как падают одна за другой тетрисные фигурки. Но в полночь его разбудил голос Синдре Фёуке. Харри показалось, что он увидел в темноте чей-то силуэт и услышал:

«Нужно найти Гюдбранна Юхансена».

Было полтретьего ночи, старик остановил машину возле товарного склада на набережной Акерсхус. Когда-то эта улица была одной из транспортных артерий Осло, но после открытия тоннеля «Фьеллиньен» движение здесь стало односторонним. Теперь в дневное время по ней ездили только те, кто работал в порту, а вечером здесь можно было встретить только проституток и их клиентов, которые искали укромный уголок. От залива улицу отделяли только складские постройки, с другой стороны был западный фасад крепости Акерсхус. Но, конечно, если бы кто-нибудь, стоя на Акер-Брюгге, смотрел в мощную подзорную трубу, он наверняка бы увидел то же самое, что и старик: мужскую спину в сером плаще — плащ дергался в такт движениям бедер мужчины — и сильно накрашенное и очень сильно пьяное лицо женщины — ее голова ритмично билась о каменную кладку. По обеим сторонам от парочки били прожектора, освещавшие стену и бойницы.

Акерсхус, бывшая тюрьма для военнопленных. Ночью она закрыта, и хотя он знал, как пробраться внутрь, риск слишком велик. Внутри, на месте казни, была мемориальная доска погибшим бойцам норвежского Сопротивления, но никому не известно, скольких здесь расстреляли в войну. Старик знал, что по крайней мере один из них был обычным предателем и заслужил наказание, с какой стороны на это ни взглянуть. И здесь же расстреляли Видкуна Квислинга и других, кого после войны приговорили к смерти. Квислинг сидел в Арсенальной башне. Старик часто думал, не в честь ли этого назвали книгу, где рассказывается о видах казни разных времен. Не было ли описание расстрела срисовано с казни Видкуна Квислинга? В тот октябрьский день предателя привели сюда, чтобы изрешетить его тело пулями. Наверное, ему, как и в книге, надели капюшон на голову и прикололи на грудь белый лоскут, чтобы легче было целиться. Выкрикнули четыре слова-приказа, послышались выстрелы. И опытные стрелки сработали так плохо, что врач, прослушав осужденного, сказал, что казнь нужно повторить. И ее повторили четыре или пять раз, пока тот не умер от потери крови, которая вытекла из его многочисленных мелких ран.

Старик вырезал описание казни из книги.

Мужчина в плаще управился наконец и пошел к своей машине. Проститутка осталась стоять у стены со спущенной юбкой. Потом закурила. Когда она затягивалась, сигарета вспыхивала в темноте. Старик ждал. Но вот проститутка бросила окурок на землю, раздавила его и пошла по грязной дорожке вокруг крепости — обратно в «контору» рядом с Банком Норвегии.

Старик поглядел на заднее сиденье. Женщина с кляпом во рту смотрела на него теми же испуганными глазами, как всякий раз, когда она приходила в себя. Кляп во рту задвигался.

— Не бойся, Сигне, — сказал старик.

Он наклонился к ней и приколол что-то ей на платье. Она хотела посмотреть, что это, но он не дал ей этого сделать.

— Пройдемся? — сказал старик. — Как раньше.

Он вышел из автомобиля, открыл заднюю дверь, вытащил Сигне и поставил ее перед собой. Она споткнулась и упала на колени в траву у обочины. Но, дернув за веревку, которой были связаны ее руки, старик снова поставил Сигне на ноги. Он поставил ее прямо перед прожектором, и свет бил ей в глаза.

— Стой спокойно, — сказал старик. — Забыл, как называется вино… «Рибейрос», красное, помнишь? Стой спокойно, иначе…

Свет слепил ее, и старику пришлось поднести ей нож к самому лицу, чтобы она его увидела. И, несмотря на яркий свет, ее зрачки были такими огромными, что глаза казались почти черными. Старик отошел к машине и посмотрел вокруг. Ни души. Он прислушался: ничего, только ровный городской шум. Старик открыл багажник, отодвинул мешок для мусора в сторону. Труп собаки уже начал коченеть. Вот блеснула матовой сталью винтовка. Старик взял ее, сел в водительское кресло и наполовину опустил стекло. Подняв глаза, старик увидел, как на золотистой стене средневековой крепости пляшет гигантская тень Сигне. Эту тень, наверное, видно из соседнего района. Замечательно.