Природа здесь была красивая, только, скорее всего, скоро мне эта природа поперёк горла станет.
Я вспомнил виденные по дороге королевские бананы. Мне поневоле показалось, что их непропорционально маленькие плоды служат символом всего этого островка: дисбаланс между избыточно прекрасной природой и убогостью жизни.
Когда добрались до вершины, с противоположной стороны послышались голоса. Пологий южный склон порос сосняком. Там уже собрались женщины и дети с мотыгами и лопатами. Мужчин было мало: наверное, все ушли в море рыбачить.
Я присел на валун и приготовился наблюдать. Все были в радостном настроении. Кое-где родители с детьми, будто выбравшись на пикник, закусывали, расстелив на земле соломенные подстилки. Староста говорил о том, что предстоит большая работа, но пока уж точно никто не проявлял кровожадного охотничьего азарта.
Приведший меня сюда полицейский, засучив рукава белой рубашки, тоже принялся вместе со всеми за работу. Все непрерывно окликали друг друга. Может быть, мне просто показалось, что в хохоте встречавших меня женщин на пирсе звучала жестокая нота. Нет, жители этого острова бедны, но жизнерадостны, приветливы и бесхитростны…
Рядом со мной женщина лет тридцати и её дочка лет пяти-шести, обнаружив в траве гнездо буревестника, теперь выкапывали его мотыгами. И мать, и дочь были очень увлечены своим занятием. По загорелому дочерна лицу женщины струйками стекал пот. Каждый раз, когда она вонзала в землю мотыгу, её бёдра, облачённые в рабочие шаровары, вздрагивали и колыхались. Чувствовалось, что копает она умело и с азартом.
Наконец из-под земли показалась голова буревестника… Птица испуганно поводила вокруг маленькими чёрными глазами. У неё был большой острый клюв, но женщина, ловко помогая себе мотыгой, увернулась от клюва, сильной пятернёй ухватила птицу за шею и вытащила из гнезда. Буревестник, распластав во всю ширину огромные коричнево-бурые крылья, пронзительно закричал, но в то же мгновенье женщина, хорошенько уперевшись ногой и вкладывая всю силу, открутила ему голову. Бёдра её при этом снова всколыхнулись. Тут девочка вытащила нож и передала женщине, которая принялась взрезать птице живот. Хлынула кровь, окрасив в красное и чёрное траву и землю. Со лба женщины лился пот, пока она, орудуя ножом, вытаскивала внутренности, которые затем швырнула в ту самую яму, что раньше была гнездом.
Меня обволакивал удушливый запах крови: казалось, весь воздух вокруг вдруг пропитался тошнотворным духом требухи. Закончив работу, мать и дочь с довольным видом обменялись улыбками, бросили тушу убитого буревестника в бамбуковую корзину и отправились на поиски новой добычи.
Руки женщины всё ещё были перепачканы в крови. Под лучами жгучего солнца кровь запекалась бурыми подтёками. Со мной снова случился приступ тошноты. Остальные женщины тоже убивали птиц, вспарывали им животы ножами и вытаскивали внутренности. Умом я понимал, что это, наверное, лучший способ сохранить мясо, но постепенно стал чувствовать, что не могу более выносить этого зрелища бойни, которое разворачивалось у меня перед глазами. Образ весёлого пикника, на который собрались все жители деревни от мала до велика, бесследно улетучился. Как врач я был привычен к запаху крови, но мне казалось, что кровь, струящаяся из вспоротых животов убитых птиц, — совсем не такая, как кровь пациентов на операциях. Солнце по-прежнему безмятежно сияло в вышине, но чувство тошноты всё не проходило.
Вслед за тем в единственной на острове гостинице-рёкане, больше похожей на большую бакалейную лавку, состоялся банкет в честь моего приезда. В полутёмной прихожей гостиницы на глиняном полу были сложены разные товары повседневного пользования, привезённые на корабле с острова Центральный Камуи. На застрехе снаружи был вывешен лист картона с неумелой кривоватой надписью: «Поступили в продажу хлеб, мыло, сигареты». Подали местное вино из сахарного тростника и жаркое из мяса буревестника. Прислуживали сама хозяйка рёкана и молоденькая служанка. У меня перед глазами всё ещё стояла картина дневной бойни, так что к птичьему мясу я не прикасался. Как и в прошлый раз, последовали бесконечные приветствия от представителей островных властей, каждый раз сопровождавшиеся пусканием чарки по кругу. Мне все эти японские церемонии с ритуальными возлияниями совсем не нравились. Как врач я видел в этом что-то очень нечистоплотное. Однако пренебрегать обычаями не годилось и приходилось поневоле соответствовать.
Читать дальше