Валерия Вербинина - Где-то на земле есть рай

— А он все еще… — начала я.

— Нет, он давно отошел от дел. У него жена и уже две внучки, насколько мне известно. Вообще он умный человек — всегда умел вовремя остановиться, и дело с ним иметь приятно, не то что с некоторыми.

Мы вернулись в отделение, где нас поджидал сюрприз. Мать Владислава Парамонова вместе со своей дочерью явилась выяснять отношения с теми, кто посмел упрятать ее восставшего из мертвых сыночка за решетку. Дочь Лада, впрочем, вела себя вполне пристойно и то и дело шепотом одергивала мать, но последнюю уже было не остановить. Не было таких ругательств, которых эта фурия не обрушила бы на наши головы. Между делом мадам Парамонова заявила, что мы все равно получим по заслугам, потому что есть же на свете божественная справедливость.

— Конечно, — с невинным видом отозвался мой напарник, который на редкость хладнокровно выдержал все оскорбления, которыми нас осыпала разъяренная старуха. — И иногда она преподносит весьма занятные шутки. Если бы нас в свое время открытым текстом не предупредили, что ваш сын жив, мы бы вообще никогда не взялись за это дело.

— Я так и знала! — взвизгнула Парамонова. — Моего Славочку, моего умненького ребенка предали! Чтобы та тварь, которая это сделала…

— Да, — еще более ласково промолвил Ласточкин, и его глаза замерцали. — А ругаться не надо. Ведь этой тварью были вы.

Лада разинула рот. Ее мать, казалось, обратилась в соляной столп. Ласточкин достал из кармана письма, с которых все началось, и помахал ими в воздухе.

— Да, Наталья Петровна, всему виною вы и только вы. Вы всегда ненавидели своих невесток, особенно Ларису, которая ни капли на вас не походила. Вы считали, что она не пара вашему сыну. Когда до вас дошли слухи, что после его смерти она собирается устроить свою личную жизнь, вы не выдержали. Вы знали, насколько ваш почерк похож на почерк Владислава, и вы начали писать эти дикие, нелепые письма. Вы знали, что Лариса — нервная, впечатлительная женщина, и стремились уязвить ее побольнее. Я не знаю, откуда вам были известны те личные подробности, на которые вы ссылались в письмах, но догадываюсь, что либо ваш сын чрезмерно распускал язык, либо вы окружали его соглядатаями, которые доносили вам о каждом его шаге. Но потом вам стало мало писем, и вы принялись звонить бедной женщине и дышать в трубку, чтобы окончательно свести Ларису с ума, а если получится, то и подтолкнуть к самоубийству. — Сухие ненавидящие глаза Парамоновой были прикованы к его лицу. — Но вы знаете, Наталья Петровна, я все равно благодарен вам. Вы оказали нам бесценную помощь, и только благодаря вам мы сумели изловить вашего Славочку и упрятать его туда, где ему самое место. Низкий вам поклон!

Тут с Парамоновой произошло что-то странное. Она начала хрипло визжать, хотела броситься на Ласточкина, но споткнулась и осела на пол. Лада кинулась поднимать ее, но Парамонова мотала головой, сучила ногами, визжала и била по полу кулаками. Она была страшна, жалка и омерзительна одновременно. Кто-то сунулся в дверь и, охнув, поскорее скрылся. Потом прибежал Морозов с каким-то пузырьком, и в воздухе разлился резкий запах валерьянки. Наталья Петровна больше не кричала, она только тихо плакала, и по ее нарумяненным щекам текли непритворные слезы. Морозов помог ей подняться и вместе с Ладой увел ее прочь из кабинета.

— Тьфу, — сказал с отвращением Ласточкин и сел за стол. — Ладно. Насчет того трупа, который нашли на стройке…

Но я никак не могла сосредоточиться на новом деле.

— Значит, это была она? Какой ужас!

— Зато теперь понятно, почему Парамонов не предупредил мать о своем плане. И, честно говоря, я не могу его за это осуждать.

Последняя загадка была успешно раскрыта. Или еще не последняя?

— А что с Сашей Гордиенко? — спросила я. — Он так и не признается в убийстве Левиной?

— Мы уже обсуждали это с Зарубиным, — ответил Павел. — Нет, бедный мститель тут ни при чем. Коллеги вспоминают, что Левина была очень встревожена, когда узнала о пропаже денег из офиса Агриппины. Кое у кого даже создалось впечатление, что она знает, кто это сделал, но боится сказать.

— Она знала, что деньги украл гипнотизер, — подхватила я. — За день до ее гибели Маховиков навестил ее и тогда же, очевидно, запрограммировал на самоубийство. Когда она выбросилась из окна, в ее квартире больше никого не было. Значит, Гордиенко и в самом деле тут ни при чем.

— Ага, — кивнул Ласточкин. — А о Шестопалове ты слышала?