Валерия Вербинина - Где-то на земле есть рай

— Капитан Ласточкин у телефона… Да? Так? Ясно… Что ж, это очень разумное решение. Нет, я тоже думаю, что так будет лучше всего. Да, мы обязательно установим за ней слежку. Разумеется. Всего доброго.

Мой напарник повесил трубку и обернулся ко мне:

— Все в порядке. Лазаревы переносят празднование дня рождения Алисы в особняк на Долларово-Успенском шоссе. — Так непочтительно Павел называл знаменитую Рублевку. — Охрана там на каждом шагу, так что Оле Бариновой туда никогда не проникнуть.

— Так-то оно так, — сказала я нерешительно. — Ну а что, если убийца вовсе не Оля Баринова? Ее имя назвала Алиса, а позвонившая сказала, что речь идет о хорошо знакомом человеке, и только.

— Плевать мне на эту Алису, — отрезал Ласточкин. — Скажу тебе откровенно: теперь, когда я разобрался, что она за человек, мне все равно, убьют ее или нет.

— О, конечно, моральные качества жертвы всегда имеют для нас первостепенное значение, — не удержалась я от шпильки. — Между прочим, это дело поручено нам. И мы просто не имеем права его провалить!

— Вот и занимайся им, — отозвался бессердечный капитан, — а я пока займусь Парамоновым. — Он достал записную книжку и набрал номер телефона.

Оскорбленная до глубины души, я отправилась за водой для чайника. Вот вам! То все делали вместе, а то «мое-твое». Как будто я хоть раз подводила его или отказывалась ему помогать.

Когда я вернулась, Ласточкин все еще говорил по телефону. Насколько мне удалось услышать, разговаривал он с Ларисой Парамоновой. От нечего делать я включила компьютер и перекачала на него все снимки с фотоаппарата. В очередной раз мне пришлось убедиться, что фотограф из меня не ахти. Снимки, сделанные мной, получились нерезкими и какими-то перекошенными, зато фотографии, которые нащелкал Ласточкин, можно было хоть сейчас отдавать в печать. Я внимательно изучила крупные планы, словно по фотографии можно было определить будущего убийцу. Милое и, в общем-то, заурядное лицо, немного застенчивая улыбка, да глубоко в глазах притаилась грусть. Весь ее жизненный путь виднелся мне как на ладони. Когда-то она была молода, мечтала вырваться из серой жизни: пьющая мать, добрая непрактичная бабушка, отсутствующий отец, рассчитывать девушке было не на кого, кроме самой себя. Блеск, шоу-бизнес, сцена, у нее же неплохой голос, продюсеры сулят ей, что она станет звездой. А почему бы и нет? Она ведь не хуже тех, кто уже пробился в звезды. Наверняка ее предостерегали, пытались открыть глаза, но она ничего не желала слушать: она лучше всех и непременно станет первой. Но для того, чтобы стать — даже не первой, а просто хоть кем-то, — у нее не хватило цепкости, жесткости, бульдожьей хватки, которая позволяет карабкаться по головам и чужим постелям вверх, все выше и выше, не щадя никого и ничего. Потому что этот бизнес, который снаружи мед и мишура, на самом деле мясорубка, которая перемалывает людей, не оставляя от них даже имени. Оля Баринова оказалась для этой машины неподходящим сырьем: слишком слаба, слишком чувствительна, она не выдержала. Попытка самоубийства была признанием в собственном поражении, и мясорубка выплюнула ее, сломленную, потерявшую голос, обратно в жизнь, где нет ни звезд, ни мишуры, ни меда, а только тяжелая каждодневная работа для таких же неудачников, как она. Но, какую бы горечь Оля ни затаила, она не могла мстить. Павел прав: для мести нужен совершенно другой склад ума.

Мой напарник меж тем закончил беседовать по телефону, но стоило ему положить трубку, как аппарат вновь разразился нетерпеливым трезвоном. Чертыхнувшись, Павел снял трубку:

— Капитан Ласточкин… Здорово, Стас, как дела?

В дверь коротко постучали.

— Войдите! — крикнула я.

Дверь приотворилась, в образовавшуюся щель протиснулась голова нашего коллеги Толи Горохова.

— Привет всем! — радостно провозгласил он. — А где арестованная?

— Какая еще арестованная? — насупилась я.

— Ну, задержанная. Та сумасшедшая, которая грозилась Лазареву убить.

— Так бы сразу и сказал, — фыркнула я. — Мы ее уже расстреляли, только закопать не успели. Тебя дожидались.

— Некоторые люди, — сказал Горохов в пространство, — думают, что они умнее всех только оттого, что романы пишут.

Ласточкин оторвался от трубки.

— А некоторые люди думают, что они умнее всех, потому что не пишут романов, — парировал он. — Только это тоже заблуждение.

Как вы уже догадались, мне недолго удавалось хранить в секрете причину моего прихода в полицию, и она, разумеется, стала поводом для всевозможных подковырок со стороны моих коллег.