Вернер Тёльке - Одиночка

— Вон он! — выдохнул Шоппенхауер.

Но затем случилось неожиданное. Из-за металлического складского помещения на причале появилась еще одна фигура, и вслед Вооку прозвучало:

— Стой! Остановись! Или я стреляю!

Вебер узнал по голосу секретаря полиции Шмидта. Воок тоже услышал окрик. На какой-то миг он остановился и обернулся, но затем нервы его не выдержали, и он побежал дальше.

Вебер, Шоппенхауер и Фреезе отчетливо увидели, как Шмидт вытащил свое табельное оружие и поднял его вверх. Выстрел и крик Вебера: «Не стреляй! Ради бога, не стреляй!» — прозвучали одновременно.

Шмидт повернулся в их сторону и увидел бегущих мужчин. Он остановился, прицелился и спокойно выпустил в убегавшего Воока всю обойму. Воок резко остановился, покачнулся и, согнувшись, упал с причала в воду.

В это время друзья настигли Шмидта. Тяжело дыша и хватая ртом воздух, Фреезе прерывающимся голосом спросил:

— Это было необходимо?

Вытаскивая из пистолета пустой магазин и вставляя на его место заряженный, Шмидт равнодушным тоном произнес:

— Я стрелял в убегавшего преступника. После окрика и предупредительного выстрела в воздух я произвел прицельные выстрелы. Вы это можете засвидетельствовать.

Шоппенхауер и Вебер переглянулись, но промолчали. Говорить что-либо было бесполезно, поскольку Шмидт действительно не нарушил инструкцию.

Вебер медленно подошел к тому месту, откуда Воок упал в воду, Водная гладь снова была ровной и спокойной, лишь легкие пузырьки поднимались к поверхности.

Из раздумий Вебера вывело прибытие на причал группы людей в форме. Среди них находился и старший советник полиции Поль со своими сотрудниками.

— Теперь вам придется вылавливать будущего министра, — сказал Вебер, обращаясь к Полю.

— Мертв? — озадаченно спросил Поль.

— Да.

— А кто стрелял?

— Вот этот сотрудник полиции, — Вебер указал на Шмидта.

— Была ли необходимость применять оружие? — обратился к нему Поль.

— После окрика и предупредительного выстрела в воздух беглец не остановился, — доложил Шмидт официальным тоном. Затем самодовольно добавил: — Эти трое могут засвидетельствовать.

— Можем! — Вебер не мог скрыть горечи в голосе. — Сотрудник пристрелил Воока в соответствии с инструкцией. Вы правильно говорили, господин Поль, что сокрытие картин даже в те времена считалось уголовным преступлением. В отличие от Шлихтинга и Ландгута Воок обогащался лично. Мимо такого дела не может пройти ни одно государство, даже наше, — Вебер указал рукой на гавань и закончил: — Такой исход, конечно, самый удобный!

— Поднимите по тревоге пожарных! — приказал Поль. — Труп нужно достать сегодня же! Соберите сотрудников и оцепите район, мне не нужны зрители! Никакие! Вы поняли?

— Почему Вооку удалось бежать? — спросил Вебер Поля, с застывшим взглядом смотревшего на поверхность воды.

— Драхвитц не хотел официального ареста Воока и попросил у меня разрешения самому доставить его в полицию. Но я никак не мог предположить, что дело обернется таким образом.

— Да, да, бедняга Драхвитц, — сочувственно произнес Шоппенхауер. — Как он чувствует себя?

— Удар был не очень сильным, — Поль не понял иронии комиссара.

— А почему Воок направился в гавань? — поинтересовался Фреезе.

— У него на якоре стоит моторная яхта.

— Ну и что? Ведь до открытого моря около пятидесяти километров?

В разговор вмешался Шоппенхауер:

— Может быть, он не ожидал погони?

— Но здесь его подстерегал Шмидт, — произнес Вебер. — Очень интересная проблема, которую вы могли бы решить, если бы захотели, господин старший советник.

Они молча и изучающе посмотрели друг на друга.

— Я действительно не предполагал такого исхода событий, — тихо произнес Поль.

— Да, да, я верю вам, — безразличным тоном ответил Вебер. Он подал знак друзьям, и они направились прочь.

— Вы все еще считаете, что Воок не был убийцей Геердтса? — крикнул им вдогонку Поль.

Вебер остановился.

— Он имел отношение к смерти Геердтса, но он его не убивал. Настоящего убийцу вы получите этой ночью, на тарелочке с голубой каемочкой!

Время приближалось к полуночи, и Рыночная площадь начала заполняться демонстрантами. На импровизированной сцене занял место оркестр из ребятишек, одетых в белые рубашки с черными галстуками и черные штанишки. Ребята били в барабаны и трубили в горны, создавая дикий шум, который, видимо, нисколько не мешал собравшемуся на площади люду.