Евгений Сартинов - Последняя империя (Книга 1)

Все четыре дня визита Сазонтьева посольство России осаждали экзальтированные девицы самого разного возраста и внешнего вида с одной навязчивой мечтой переспать с новоявленным Александром Македонским. Это весьма забавляло Сашку, в свободные минуты он с биноклем рассматривал претенднток на его постель, порой одетых более чем откровенно.

- Да, а страшноватые все-таким эти француженки, - с усмешкой сказал он, подводя неутешительный итог. - Ни на одну из них я бы без стакана водки бы не позарился.

Узнав о вторжении талибов Сазонтьев хотел прервать визит, и сначала даже не поверил что Сизов велел ему остаться. Он лично позвонил в Москву и глава Верховного Совета высказался коротко и емко, в стиле самого Сазонтьева.

- Доводи дело до конца. Если тебя не кому заменить на фронте, то ты хреновый министр обороны. Что, будешь кидаться на каждую амбразуру? Тоже мне, Александр Матросов!

Но больше всего Сазонтьева волновала Сашка. Беременность у ней протекала трудно, плод был большим, врачи сразу предлагали ей кесарить. В последний день визита начались схватки, об этом сказали Сазонтьеву и тот уже еле дождался конца всех положенных церемоний. Уже в салоне самолета он взвревел во всю свою глотку:

- Пилот, мать твою за ногу! Чтобы через час мы были в Москве! Ставлю ящик водки. Татарник, тащи пузырь!

За час, они конечно, не успели, летели положенные три часа. Все это время Главковерх наверствовал упущенное в Париже. Бордо, Камю и шампанское торжественных парижских раутов предельно надоели ему, душа и тело требовали водки. Они пили, как обычно, втроем, Сазонтьев и два его неразлучных адьютанта, Лавров и Татарник. Спустившись с трапа в Москве маршал мимоходом пожал руку встречавшему его начальнику генерального штаба и быстрым шагом последовал к своему персоональному ЗиЛу.

- В роддом, - велел он шоферу.

Всю дорогу он расспрашивал Антонова о положении на среднеазиатском фронте, его немного удивило что генерал несколько путался в своих ответах, да и вообще выглядел несколько странно. Анализировать все это было некогда, да и не охото. Сазонтьева занимали сейчас мысли далекие от войны. Он просто выругал своего начштаба за путанницу в ответах и в нетерпении уставился на дорогу.

Лишь выйдя из машины около больничного корпуса и увидев на ступенях крыльца Сизова и Соломина Главковерх понял что происходит нечто странное.

- Сань, мы выражаем тебе самое глубокое соболезнование, это так несправедливо... - начал Сизов.

- Что? - не понял Сазонтьев, зачем-то одевая фуражку.

Сизов удивленно глянул за Сашкино плече и по бледному лицу начальника генштаба понял, что тот не решился выполнить порученное ему дело.

- Понимаешь, она хотела рожать сама, без кесарева, а у нее оказалось больное сердце, - пришел на помощь Сизову Соломин.

То что было потом Сазонтьев помнил слабо. Кажется он крушил какие-то двери, со звоном падало огромное, цветное стекло, он что-то кричал во все горло, пытался найти хоть какое-то оружие и сначала перестрелять всех в белых халатах, а потом, уже у тела Александры, ему самому хотелось застрелиться. Безумие кончилось когда ему поднесли заливающийся плачем белый комок пеленок с красным от натуги лицом. Глянув на него Сазонтьев сразу увидел маленькие, но столь явные черты лица Александры - крохотный вздернутый нос, эти характерные, упрямые губы. Несколько минут он смотрел на дочь, потом поднялся с колен, повернулся, нашел глазами Соломина и сказал ему:

- Позаботься о ней. Отдай Надьке.

После этого он огляделся по сторонам, увидел разбитую в щепки дверь палаты, испуганные лица заглядывающих в проем врачей, тяжело дышащих адъютантов, разорванный китель Татарника, наливающийся синевой закрывающийся глаз Лаврова, бледное лицо явно растерянного Сизова. Сашка посмотрел на свои руки, все они были в крови от разбитых стекол. Поцеловав в губы так и не ставшую законной женой покойную Сазонтьев развернулся и пошел к выходу. По пути он видел следы своего безумства - сорванные с мест двери, вдребезги разбитый в фойе громадный витраж, засыпанный стеклом пол. Пройдя к машине он грузно упал на заднее сиденье и приказал:

- На аэродром, в Кубинку.

Рядом с ним с некоторой опаской пристроились адъютанты. Глаз Лаврова закрылся окончательно, Татарник же сразу вытащил бутылку и налив полный стакан протянул его Главковерху. Тот почти с ненавистью глянул на бывшего прапорщика, ныне подполковника и протянув руки велел: