Виталий Гладкий - Змея за пазухой

«Итак, — думал Никита, прицениваясь. — Шервинского исключаем. Хотя бы потому, что ему и на фиг не нужны ни дневник Олега, ни его завещание. А убийца готов был металл сейфа зубами грызть, лишь бы заполучить заветный документик (знать бы, какой из двух). Он даже рискнул забраться среди ночи ко мне в квартиру, чтобы поискать в ней завещание. Значит, Сейсеич раскололся… Он видел папки в сейфе, хотя об их содержимом понятия не имел. В отличие от его нанимателя. Впрочем, не исключено, что я ошибаюсь. И очень даже может быть! Возможно, все дело заключается не в завещаниях, а в тех, для кого-то очень опасных, бумажках, которые хранились в другой, синей папке. Это тоже версия. Ее исключать нельзя. И что из этого проистекает? А то, что мне нужно быть постоянно настороже. Охота началась. Одним ночным посещением дело не закончится…»

Нагрузив полные сумки — Никита закупился на целую неделю, — он направился к автостоянке, механически переступая ногами. В голове навязчиво стучало: «Кто? Кто, черт побери?! Кого я не охватил своим «дружеским» вниманием? Стоп! Момент! — Никита резко остановился, и в него врезалась грудастая тетка с румянцем во всю щеку; она в сердцах высказала ему все, что о нем думает, но он лишь безмятежно улыбался, занятый своими мыслями, и несколько обескураженная злюка удалилась, глядя на него как на умалишенного. — А ведь я так и не покопался как следует в прежней семье Олега. Георг… Что, если он знает о втором завещании? Мог Олег сказать Георгу о том, что практически все свое богатство завещает ему? Конечно мог! Естественно, об этом узнала и Лизхен. Зная переменчивый нрав своего бывшего мужа, который запросто мог переписать завещание (что он и сделал с Полиной), она не стала ждать, когда тот уйдет в мир иной от старости, и побеспокоилась, чтобы это случилось как можно раньше. Такое возможно? Да запросто!»

Подойдя к «ауди», Никита оперся спиной о машину и закурил. Погода была чудесной, и ему хотелось побыть еще немного на свежем воздухе.

«Что ж, займемся Лизхен… и ее отпрыском. Парнишка-то уже подрос. Телом крепок, хорошо тренирован. Мог он забраться ко мне в квартиру? А почему бы нет? Лизхен сказала, что он занимался гимнастикой… нет, акробатикой, так что ему и карты в руки. Для акробата вскарабкаться по балконам на мой этаж дело плевое. Но способен ли этот пацан убивать? Вот в чем вопрос. Не каждый может отважиться лишить другого человека жизни. В бою, когда против тебя враг и тебе предельно ясно, что если не ты его убьешь, то он тебя завалит, еще куда ни шло, но чтобы хладнокровно всадить родному отцу пулю в лоб или зарезать китайца, как борова… М-да. Есть над чем поразмыслить. Если это так, то парнишка весьма опасный тип. Хотя… все это мои домыслы. Скорее всего, на Лизхен работает киллер-профессионал. Уж не знаю, за деньги или по любви. А что, баба она не старая, жизнь продолжается, не век же ей куковать соломенной вдовой. Может, нашелся человечек отчаянный, который решил рискнуть головой ради будущих благ. Правда, зная Лизхен, боюсь, что, когда она получит завещание, этот клиент возле нее долго не задержится. Все ее помыслы направлены на Георга. Только он один для нее бог и царь…»

— Слышь, хлопец!

Никита еще не видел, кто это сказал, но нехорошее предчувствие уже вгрызлось ему в душу. Он неторопливо обернулся и увидел троих братков; они охватили его полукругом, перекрывая пути отхода (позади Никиты стояла его «ауди»). На их физиономиях блуждали ухмылочки. Никита очень хорошо знал, как лыбятся деловые, — еще с детдомовских времен. Было в этих фальшивых улыбках нечто гаденькое, подлое и опасное. Значит, все-таки братки…

— Ну слышу, — ответил Никита независимо. — И что?

— Надо побазарить, — небрежно бросил один из них, наверное старший, весь в наколках, которые выглядывали через распахнутый ворот рубахи.

Никита бросил быстрый взгляд на руки «старшого». Все верно — тип очень опасный. На пальце у него был наколот перстень с кинжалом, обвитым змеей. Это означало, что он отбывал срок за преднамеренное убийство. «Классификацию» наколок Никита изучил еще в детдоме.

Детдомовские пацаны считали наколки высшим шиком и ставили на всех мыслимых и немыслимых местах. Не помогали ни увещевания педагогов, ни наказания. Но все они боялись сделать воровскую наколку «со смыслом», потому как хорошо знали, что за нее можно ответить перед «деловыми». Это не директор детдома с его нравоучениями и нотациями. Поэтому все прилежно изучали старую, изрядно потрепанную книженцию, пособие для сотрудников уголовного розыска (неизвестно кем и какими путями добытую, потому как на ней стоял гриф ДСП — «для служебного пользования»), где подробно описывались наколки воров и бандитов. Если бы детдомовская шпана с таким усердием налегала на школьные предметы, то страна получила бы кучу талантов во всех отраслях науки…