Виталий Гладкий - Змея за пазухой

Но про шампанское для опохмела он решил не говорить; вдруг до этих двух толстолобиков дойдет весь комизм ситуации и они сочтут, что над ними издеваются. Никите очень хотелось разойтись с незваными гостями миром.

— Обойдешься! — рыкнул главный.

— Парни, по-моему, вы не в ту квартиру попали, — сказал Никита, натягивая брюки. — Я живу тихо, мирно, никому дорогу не перебегал. Ладно бы менты пришли по мою душу, но вы-то с какого бодуна?

— Много разговариваешь, — наконец подал голос и второй «бык». — Иваныч, может, ему пасть заткнуть?

— Не спеши, Леке. Будет много балаболить — заткнем.

— А не много ли вы на себя берете, соколы? — спросил Никита.

Он почувствовал, что начинает заводиться. Это было очень нехорошее чувство. В груди вдруг появлялся жар, по мышцам словно пробегал ток, и разум начинал уступать место первобытным инстинктам. В такие моменты Никита мог убить человека не задумываясь. Но что хорошо на войне, тому совсем не место на гражданке, и Никита всегда старался сдерживаться до последнего.

— Иваныч, дай я врежу ему! Ну наглая морда… Ханурик хренов.

— Остынь, Леке, — приказал старший. — А ты, — обернулся он к Никите, — не хами. Иначе точно получишь по тыкве.

— Как говаривал один наш бывший президент, консенсус у нас не получился, — сказал Никита, застегивая пуговицы на рубашке. — И потом, мне бы хотелось видеть ваши верительные грамоты. То бишь кто вас послал по мою душу?

— Чего? — Леке вытаращился на Никиту, как баран на новые ворота. — Ты чё базлаешь, хмырь ушастый?! Иваныч, он продолжает хамить.

— Ты сам пойдешь или тебя вынести на руках? — чересчур спокойно спросил Иваныч, однако в этом наигранном спокойствии очень явственно прогремел грозовой раскат, не предвещающий ничего хорошего.

«Сейчас вмажет…» — подумал Никита и повеселел, наконец хоть какая-то определенность появилась, а то все бла-бла, бла-бла…

— Лучше на руках, — кротко ответил Никита. — Только мне бы туфли надеть.

— Лучше тапочки… с белыми шнурочками, — ухмыльнулся Иваныч.

И ударил. Нужно отдать ему должное — удар у него был хорошо поставлен. Будь на месте Никиты кто-нибудь другой, лететь бы ему в другой конец комнаты не долететь.

Но Никита ждал этот хук. Поднырнув под бьющую руку, он нанес основанием ладони точный удар в подбородок Иваныча. Это был прием из разряда «подлых». Никита научился так бить еще в детдоме, а в армии усовершенствовал технику. При желании можно было разнести челюсть Иваныча вдребезги. Но Никита ударил вполсилы; ему не хотелось калечить молодого еще в принципе парня (Иванычу было не более тридцати лет), который считал, что много мяса и жира на теле — это сила.

«Бык» упал на пол с таким грохотом, будто с потолка свалилась невесть откуда взявшаяся каменная глыба. Леке, стоявший позади своего товарища, на какое-то время остолбенел; он не мог поверить своим глазам. Ему казалось, что Иваныча может завалить разве что железная груша, которой ломают стены старых домов.

Однако этот ступор длился недолго. Взревев, как раненое животное, разъяренный Леке кинулся вперед и получил хорошо акцентированный маваши — удар ногой в голову. Его отбросило к стене, и он лег перпендикулярно Иванычу, который был в нокауте.

Никите пришлось хорошо повозиться, пока он вытаскивал тяжеленные тела «быков», пребывающих в беспамятстве, на лестничную площадку. Он даже вспотел.

— Ты это… чего? — вдруг раздалось над ухом.

Никита даже вздрогнул от неожиданности. Он поднял голову и увидел Тимоху. Судя по его красным, как у ангорского кролика, глазам, тот страдал похмельем и шел на поиски дурачка, который мог бы ссудить ему денег на бутылку. Тимоха и его супруга были в долгах как в шелках; они назанимали у соседей и просто знакомых столько, что вернуть долги могли только в другой жизни, если она, конечно, будет. Все уже махнули на них рукой, понимая бесполезность своих претензий, и Тимоха начал «окучивать» соседние кварталы. При всем том он был хитрый, как змей, и мог забраться человеку в душу даже сквозь малейшую щелку.

— Мочканул, что ля? — Тимоха жадными глазами ощупывал одежду «быков», которые все еще пребывали в полуобморочном состоянии и не могли двинуть ни рукой, ни ногой.

— «Что ля», — перекривил его Никита. — Парни упали и больно ушиблись. Скоро придут в себя. А ты иди отсюда. И не вздумай проверить у них содержимое карманов, когда я вернусь в квартиру! Это тебе не бомжей шмонать. Оклемаются — по стенкам размажут. Все, вали!