Александр Щелоков - Босиком по горячим углям

- Вы думаете, народ позволит крутить собой вам, людям состоятельным?

Саидходжаев засмеялся.

- Какой народ? О ком вы? Я-то думал, извините, вы умнее. Вам приходилось бывать в новых кварталах, построенных для ударников и передовиков труда? Все стены домов исписаны похабщиной, лифты засраны, лестницы заплеваны... И после этого вы считаете, что люди достойны, чтобы кто-то для них строил дома, выдавал бесплатные квартиры, которые тут же будут загажены? Нет, Иргашев. По мне пусть каждый имеет то, что заработает. Это высшая социальная справедливость. Одним по душе трущобы. Пусть в них живут, ради аллаха. Другим они не по нраву. Так пусть выбираются из дерьма и царапаются наверх! Вылезут - их счастье. Короче, коли способен - живи во дворце.

Нет - сиди в канаве.

- Вы-то уж, конечно, построите дворец?

- Почему построю? - Саидходжаев пожал плечами. - Он у меня уже есть. Только вот вы, как я понимаю, стараетесь сделать так, чтобы его не стало.

Верно?

- Демагог вы, Саидходжаев. - Таштемир презрительно прищурил глаза. Послушать вас, во всем виноват я, простой коммунист. А ведь виноваты вы! И не кривите лицо, вы виноваты. Сколько лет вы писали речи первому секретарю, "отцу нации" Шарафову? Все знают сегодня, что он был великий пройдоха. Вы и другие прихлебатели видели, знали, что он подонок, но таскали из огня каштаны сиятельному беку. Подстилались! Чем глубже он нагружался в грязь, тем старательнее вы подрисовывали ему ангельские крылья. Если честно, я видел Шарафова всего раз в жизни, рядом с Брежневым. На трибуне, в ста метрах от себя. А вы ездили с ним в одной машине... А правда ли рассказывают, что однажды, когда он подпортил воздух и все очумели от вони, вы ловко вышли из положения, спросив: "Каким одеколоном вы душитесь, наш повелитель?"

- Вы... - побагровел профессор. - Что вы себе позволяете?

- Заткнись! - оборвал его Таштемир. - И слушай, что я говорю.

Саидходжаев сумел подавить негодование и ярость.

Вздохнул, взглянул на часы. Сказал, улыбнувшись:

- Скоро Москва. Мы почти прилетели, капитан...

Он оперся крепкими ладонями о подлокотники и хотел встать. Таштемир вскинул руку, схватил профессора за локоть, дернул вниз, посадив на место.

- Что вы себе...

- Сидеть! - приказал Таштемир и показал из-под полы ствол пистолета, направленный на соседа. - Тебя такой аргумент устроит?

- Как вы проникли на борт с оружием? - возмущенно спросил Саидходжаев. - Уберите сейчас же!

- Ха, - сказал Таштемир.

- На ваши плечи и так повешены одиннадцать трупов. Не лучше ли подумать, как спасти жизнь и сохранить честь?

- Ценю вашу заботу о моей скромной персоне, Саидходжаев. Только не понимаю, как в такой ситуации можно сохранить честь?

- Какая вам до того забота, капитан? Вас объявят невиновным. Какое-то время посидите в Крыму или на Кавказе. Отдохнете на курорте, потом вернетесь к нормальной жизни на новом месте, в новой должности.

Я дам вам прекрасное место. На верхних этажах этого несправедливого мира. Такое устроит?

- Какие гарантии?

- Мое слово, Иргашев. Слово Саидходжаева.

- Почему я вам должен верить? Сколько раз в жизни вы врали ради своей выгоды?

Таштемир чувствовал, что разговаривать с этим типом стоит в той же жесткой и предельно откровенной манере, в какой старается вести с ним беседу сам Саидходжаев. Такого рода люди только то воспринимают всерьез, в чем видят свое отражение с обратным математическим знаком и ощущают жесткое сопротивление.

- Я требую...

- Тихо, де-пу-тат! Ведите себя скромнее. Ваше всемогущество окончилось, едва вы сели со мной рядом. Да, кстати, вы можете спасти свой балаган, пожертвовав жизнью. Рискните, попробуйте меня обезоружить. Но предупреждаю: вот здесь, - Таштемир погладил ласковым движением крышку кейса, - немного нукающего снадобья. Взрыв будет негромким, и мы испытаем состояние невесомости. Вы никогда не летали вне самолета? А я был десантником. Летал. Это приятно-пугающее ощущение...

Даже природная смуглость не могла скрыть бледности, внезапно разлившейся по лицу Саидходжаева.

Заметив это, Таштемир улыбнулся.

- Не пугайтесь! Вы же не настолько глупы, верно? Да и не получится у вас ничего - кишка тонка!

У самого Таштемира, жившего последнее время в постоянном напряжении, ощущение страха притупилось и сохранялось только в подсознании. Его собственное поведение определяли теперь лишь разум и воля. Может быть, поэтому, увидев испуг Саидходжаева, он подумал совершенно о другом, о том, что люди станут полностью свободными лишь тогда, когда избавятся от страха и прекратят создавать себе кумиров из посредственностей со звучными титулами и именами, когда перестанут верить словам и будут судить о людях по их делам.