Александр Щелоков - Героиновые пули

Илья Николаевич держал руль одной правой. Левую локтем положил на дверной проем. Встречный ветер влетал внутрь салона, ласково ворошил волосы на лысеющей голове…

Нет, если вам не доводилось сидеть за рулем собственного «Мерседеса-600», Илью Николаевича вам никогда не понять. Не дано-с. Как самому Абрикосу, который не понимал тех, кому зарплату не платят по полгода, а они вкалывают и только сопят. И ничего в таком непонимании удивительного: на людей, оказавшихся у разных полюсов земли, указывают разные концы одной и той же стрелки.

Обогнав несколько грузовиков-тяжеловесов, медленно выползавших на тягучий подъем, Абрикос перестроился в правый ряд. Он не особенно торопился, зная, что в запасе у него достаточно времени.

Впереди виднелся путепровод, перекинувшийся через кольцо. В зеркале заднего вида Абрикос заметил синий мотоцикл. Тот летел, превышая дозволенные лимиты скорости, и быстро приближался.

Абрикос принял ещё чуть правее. Он не любил водил, слепо веривших в свое мастерство и потому превращавших нормальную езду в бесконечную гонку.

Его приятель, инженер-автомобилист с завода Лихачева однажды жал по шоссе в сторону аэропорта Шереметьево-2. На мосту через Клязьму (в этом месте река столь узка, что остряки зовут её «клизмой») у машины лопнул шарнир кардана. Бешено вращавшийся вал шибанул по бетону. Машина дернулась, опрокинулась на бок, перевернулась через крышу, перемахнула через ограждение и слетела с дороги.

Приятель погиб, видимо так и не осознав, что слепо доверять даже прочности металла глупо и безрассудно.

Тогда, стоя над открытой могилой на Митинском кладбище, Абрикос дал себе зарок без крайней нужды не участвовать в автогонках…

В полукилометре за «Мерседесом» господина Абрикоса на умеренной скорости двигался мотоцикл «Ямаха» с двумя пассажирами.

Одетые в одинаковые черные куртки, в черных, отливавших битумным блеском шлемах, в очках, закрывавших большую часть лица, они походили на мотокентавров — существ с туловищем двухколесной машины и головой человека.

«Ямаха» шла легко, прекрасно слушалась руля, мгновенно принимала посыл и тут же набирала скорость.

Мотоциклисты влились в транспортный поток за пикетом ГАИ на развилке МКАД — кольцевой дороги и Ленинградского шоссе, едва линию светофора проскочил «Мерседес».

Державший руль мотоциклист давал последние наставления пассажиру, сидевшему за его спиной.

— Главное, Бурый, ты забрось её внутрь машины. Я прижму байк поближе к цели.

— Попаду, Черкес, не волнуйся.

— Не сомневаюсь. Но спусковой рычаг может отлететь раньше, чем наша штука попадет внутрь. Нужно чтобы он остался в машине.

— У нас будет только три секунды. Успеем оторваться?

— Как только бросишь, я врежу по газам. «Мерс» идет под восемьдесят. Мы сразу рванем за сто двадцать. Значит отскочим от него метров на двести. Ну на сто пятьдесят.

— Я готов.

— Впереди мост, видишь? — Черкес спрашивал, не оборачиваясь.

— Вижу.

Бурый знал это место. Справа от кольцевой дороги лежал поселок Челюскинцев — богатая деревенька в городской черте Москвы. Здесь улицы носят имена людей, которых сегодня никто не помнит и не знает и до которых никому никакого дела нет. Та, что тянется до кладбища через путепровод, переброшенный над МКАД, носит имя Молокова. Однажды за неплохой куш Бурый спалил в поселке старенькую дачку. Не хрена жить в развалюхе, если на её месте состоятельный человек может отгрохать модерновый коттедж.

— Впереди чисто.

— Вижу.

— Ты готов?

Бурый вынул из сумочки, прикрепленной к поясу, гранату-лимонку.

— Догоняй!

— Под мостом я его достану. Будь готов.

Бурый не пионер, но у него само собой вырвалось:

— Всегда готов!

«Ямаха» приняла передачу, и стрелка спидометра повалилась вправо.

Абрикос уже перестал интересоваться мотоциклом и не заметил, когда тот оказался рядом.

«Ямаху» и «Мерседес» разделяло пространство не более двух метров. Теперь Бурый прекрасно видел Абрикоса: седые виски, дрябловатые щеки, красная полоска на шее, оттененная белым крахмальным воротничком.

Только в кино, стреляя на ходу из машины, крутые парни попадают точно в цель. Бурый понял, что и гранату швырнуть прицельно не так-то просто. Самые незаметные неровности заставляли мотоцикл подпрыгивать. Рука дрожала, и Бурый боялся, что граната не попадет через окно в пространство, прикрытое телом водителя.

Голова Абрикоса была рядом — круглая как арбуз.